РАДИО «Комсомольская правда»: Почему молодые учителя готовы работать в самых трудных школах страны?
Автор программы «Шоссе Энтузиастов» Дмитрий Соколов-Митрич.
Фото: Евгения ГУСЕВА
Соколов-Митрич:
- У нас в гостях два смелых человека. Федор Шеберстов и еще более смелый человек Екатерина Антонова. Прежде чем сказать, почему они смелые, я должен предупредить жителей Воронежа и Московской области, тех жителей, у которых дети в этом году идут в школу, что их ждет сюрприз. Для кого приятный, для кого неприятный, но если они учатся в обычной школе, то, скорее всего, в этом году среди прочих преподавателей, к которым они привыкли, появятся юноши бледные со взорами горящими, девушки с идеалистическим блеском в глазах, которые будут им хорошо преподавать. По крайней мере, будут пытаться это сделать. И это произойдет благодаря Федору, Екатерине и еще 43 другим людям, которые замахнулись на одну из самых сложных проблем в нашей стране.
Я считаю, что самая сложная профессия в мире – это преподаватель. Это менеджмент тысячного уровня, когда ты должен управлять еще несформировавшимися личностями. И сделать из них личности сформировавшиеся. А вот сделать так, чтобы молодые выпускники педагогических вузов или даже не выпускники педагогических вузов, а просто молодые люди, которые хотят как-то изменить систему образования, чтобы они пошли в эти школы и стали там преподавать, пытались поменять систему изнутри, это задача архисложная.
Федор – человек, который пытается это сделать в рамках проекта под названием «Учитель для России». Вы верите в то, что это возможно?
Шеберстов:
- Я хотел бы сказать, что это не только 43 учителя, которые выйдут в школу и Федор. Это еще команда проекта: несколько человек, которые начали заниматься этой историей раньше, чем я. Это Алена Маркович, Лена Ерманова, Настя Костникова, уроженцы Санкт-Петербурга, 26-летние и отважные выпускницы санкт-петербургского университета. И во многом энергия проекта держится и на них.
Я отношусь к числу людей, которые уверены в том, что все возможно. Более того, один в поле воин. И если один человек на этой земле захочет изменить ее к лучшему, то эта задача в его силах в случае, если он забыл про себя и концентрируется сто процентов…
Соколов-Митрич:
- Мысль понятна. Поподробней про ваш проект.
Шеберстов:
- Идея проекта крайне проста. Проект нацелен на тех, кто без проекта не пошел бы в школу. Действительно, в большой части это лучшие выпускники лучших вузов. И проект работает так, что конкурс на каждую позицию, каждый учитель, который пойдет в школу в этом году отобран примерно из 15 человек, заполнивших заявки. В основном это, действительно, вузы не педагогические, но люди идут преподавать те специальности, которым учились в университетах.
Соколов:
- Это конкурс 15 человек на место учителя в не самой благополучной школе, скажем так?
Шеберстов:
- Да.
Соколов-Митрич:
- Это задача, которую удалось выполнить? 15 человек претендуют на то, чтобы работать в Воронеже или Московской области не в продвинутой школе, где почетно работать, а в ниже среднего?
Шеберстов:
- Да. Это именно так. И одна из важных задач проекта – это поднять престиж профессии учителя, потому что по тем данным, что есть у нас, даже выпускники педагогических вузов хотят добровольно идти в школу в количестве совсем небольшом. Те цифры, которые я видел, это от 5 до 10 процентов.
Соколов-Митрич:
- Я все равно не очень понимаю. Преподавание идет в обычной средней школе. Это факультативы какие-то или ваш преподаватель заменяет преподавателя обычного?
Шеберстов:
- Это 18 часов, полная ставка. Первый год мы пытаемся ограничиться 18 часами, потому что предполагается, что ребята будут очень много работать как над собой, так и с ребятами.
Соколов-Митрич:
- Они просто идут на пустую вакансию?
Арасланов:
- То есть, вы как бы помогаете госмашине найти кандидата на присутствующую должность?
Соколов-Митрич:
- При этом используя естественный энтузиазм и оптимизм молодых потенциальных преподавателей?
Шеберстов:
- Совершенно верно. И за эту весну, а мы стартовали в марте, выяснилось, что таких энтузиастов, действительно, очень много.
Соколов-Митрич:
- Это похоже на советское время. Моя бабушка была преподавателем математики. Она поехала преподавать в поселок Советская Гавань из Питера. Тогда был такой комсомольский призыв и люди с большим энтузиазмом ехали куда-то преподавать. И там она познакомилась с моим дедушкой. И родила мою маму.
Арасланов:
- Задача, которая не ради денег, а сколько ради идеи сохранилась в людях даже спустя 20 лет такого жесткого капитализма.
Шеберстов:
- Мы не первые. Было несколько больших волн. Последняя – это шестидесятые, так называемые коммунары. Я не скажу точную цифру, но это были десятки тысяч человек. И до сих пор многие из этих людей или возглавляют школы, или стали заслуженными учителями. До того это были земские школы. Это 70-80-е года позапрошлого века. И понятно, что такие энтузиасты идут в школу и без нас. Но проект призван, чтобы не только отобрать, но и помочь этим ребятам. Если ты учился не педагогике, а просто математике, у нас есть экспресс-программа, которая подготавливает ребят к тому, чтобы они могли работать с большим классом, разобраться в детской психологии, уметь справляться со стрессом, потому что это очень тяжелая работа. Наш генеральный партнер – это Высшая школа экономики, с которой мы разрабатывали программу педагогической переподготовки. И помимо летнего лагеря, который занимает 5 недель, это будет регулярная работа на протяжении первого и второго года.
Соколов-Митрич:
- И сколько уже таких добровольцев?
Шеберстов:
- В школы выйдет 43 человека. У нас было больше 550 заполненных заявок, притом, что заполнить заявку не так просто.
Соколов-Митрич:
- В перспективе вы хотите довести эту цифру до какого уровня?
Шеберстов:
- Наш план на следующий год 200 учителей. Мы планируем выйти на цифру 100 учителей через пять лет.
Соколов-Митрич:
- А вы не боитесь? Помните советский фильм, миниатюра, где главным героем был Геннадий Хазанов и фильм о том, как он приходит в итальянскую школу.
Шеберстов:
- Сразу такая картинка рисуется.
Антонова:
- Страшно, но страх - это один из таких ресурсов, который тебя мотивирует на то, чтобы найти путь решения. И у меня была аналогия не с Хазановым, а с Чеховым, и Ионычем про то, как молодой доктор приезжает в провинцию работать. И у него есть мечта сделать окружающую среду лучше, но с течением времени он становится таким же представителем среды, в которую он приехал. И мои первые впечатления от самой простой школы было из этого разряда: через пару лет я стану такой же провинциальной учительницей, которая будет пропадать на работе с утра до вечера, заполнять бумажки, совсем забудет о высокой цели проекта помочь школе стать современной.
Соколов-Митрич:
- А где находится провинция, в которую вы поедете?
Антонова:
- Я поеду в Кубинку Московской области.
Арасланов:
- Я слушаю, и у меня из груди вырывается вопрос. Катя, зачем тебе это надо? С Федором все понятно. Судя по глубине его морщин, человек пожил, много знал, пожил с большим удовольствием, судя по широте его улыбки. Тебе! Молодая, красивая! Зачем тебе это надо?
Антонова:
- Тут есть несколько граней. То, о чем говорил Федор – это первая. Я бы так в школу не пошла. Честно. Потому что я бы там потерялась со всем своим желанием отдавать и делать что-то большое. А в проекте задействованы очень крутые специалисты, эксперты. И это реально. У нас был летний институт. Мы после него вернулись. Это было невероятный опыт пяти недель именно последних тенденция развития российской педагогики. И мне интересна эта сфера.
Соколов-Митрич:
- Вы заканчивали педагогический вуз?
Антонова:
- Нет. Это тот интерес, на который я вышла сама. Да, я закончила санкт-петербургский государственный университет, факультет международных отношений.
Арасланов:
- Вместо того, чтобы пойти в международные отношения, которые сейчас очень нужны…
Шеберстов:
- Если бы Кати не было в нашей студии и мне не приходилось говорить ей это в глаза, я уверен, что многие ее назвали дурочкой.
Антонова:
- Я слышала такую обратную связь от своих друзей, конечно.
Да, я иду в обычную школу. Для того, чтобы посмотреть на российскую систему образования изнутри и предложить какие-то свои варианты того, как это может быть лучше.
Вы работали с детьми?
Арасланов:
- Я да. Я закончил пед.
Антонова:
- И как?
Арасланов:
- В школу? Никогда.
Антонова:
- Почему?
Арасланов:
- Потому что там не заработать, не реализоваться. Преподавателю надо заполнять 158 тысяч документов вместо того, чтобы с детьми работать. Если я захочу с детьми работать, то я точно не в школу пойду.
Антонова:
- Мой главный приоритет – это работа с детьми. И я хочу посмотреть, как в условиях школы можно сделать так, чтобы это можно было сделать. И наша задача – предложить изменения, потому что оставить это без внимания, то так постепенно это и скатится.
Соколов-Митрич:
- Катина логика – это обычная логика для пяти сотен человек, которые свои заявки?.. Или по разным причинам идут в ваш проект?
Шеберстов:
- Есть два основных мотива. Первый – идеалистический. Катя может сказать, если ли у нее рациональный мотив. Я после 15 лет в консалтинге, в бизнесе уверенно говорю ребятам, что эти два года в школе, особенно если это будут успешные два года, это опыт ничуть не менее полезный для любой дальнейшей сферы деятельности, чем два года в консалтинге, в продажах или в госуправлении. Если ты справился с задачей вовлечения 30 незаинтересованных школьников, чтобы тебя слушали, сумел поделиться с ними, вдохновить, то дальше открыты все дороги. И мировой опыт показывает, что чуть больше 50 процентов ребят, которые выходят на программу на два года, остаются учителями в школе. Но абсолютное большинство тех, кто из школы уходит, так или иначе, работают с образованием, будь то собственный проект, будь то административная система, собственная школа с годами. Но еще раз побывав в школе и поняв, как это работает, ты можешь помогать школе не только как учитель, но и в самых разных сторонних ролях.
Арасланов:
- А вы из бизнеса в школу ушли?
Шеберстов:
- Да. У меня была собственная компания, которую я создал 13 лет назад. Компания остается успешной до сих пор. Я покинул ее с тем, чтобы заняться этим проектом.
Арасланов:
- Перед нами двое сумасшедших.
Шеберстов:
- Да.
Соколов-Митрич:
- А что за компания была?
Шеберстов:
- Компания, которую я создал, называлась «?». Это продуманное название. Это подбор топовых специалистов и всевозможных начальников.
Арасланов:
- По сути вы тем же чаром и занимаетесь, только для школы?
Шеберстов:
- Да. И я с удивлением обнаружил, что то, что я делал на предыдущей работе, составляет 90 процентов работы руководителя проекта «Учитель для России». Найти правильных людей, подтянуть нужные ресурсы, вдохновиться, направить.
Арасланов:
- Только раньше всегда в холодильнике была черная икра, то сегодня, дай бог, булочку хлеба купить?
Шеберстов:
- Я не получаю денег на этой работе. И не планирую зарабатывать на этом нисколько. Я остался акционером своей компании и денежка продолжает капать.
Соколов-Митрич:
- Что труднее: подобрать заместителя губернатора, команду топ-менеджеров компании средней величины или десяток будущих учителей?
Шеберстов:
- Ответ на ваш вопрос даст время. Сейчас очень трудно предсказать успех или не успех ребят, которые пойдут в школы. Я свято верю в то, что отбор был верным. И я уверен, что такой концентрации энергичных, самостоятельных, настоящих людей я не видел нигде и никогда. Притом, что я видел очень много людей.
Трудно сравнивать, что сложнее. У меня есть ощущение степного пожара. Мы кинули клич. И ребята приходят сами. Отбор, который мы устроили, не базировался на предыдущем опыте. У нас не было практически никаких формальных критериев отбора. Мы смотрели на заинтересованность и глубину в предмете, что не сложно после физтеха или РГГУ, или МГИМО. Но так же мы искали ребят с тем, что называем авторской позицией, то есть, людей, которые привыкли брать на себя ответственность за происходящее вокруг. Мы искали людей настоящих, с собственной повесткой, говорящих не штампами, а живых. Мы искали ролевые модели для будущих школьников. Нам хочется, чтобы дети после школы становились самостоятельными, любознательными людьми.
Соколов-Митрич:
- Говорят, что в разведку и спецслужбы не берут ни в коем случае тех, кто приходит и говорит, что хочу быть, как Штирлиц, хочу стать разведчиком, Родину спасать и так далее. Есть ли какие-то критерии выбраковки психологические в этом деле?
Шеберстов:
- Мы искали людей с осознанной мотивацией. Не просто помочь всем деткам, потому что я всех деток люблю. Такого не бывает. И наш отбор, про который Катя может рассказать, поскольку она его прошла, был серьезным испытанием. Во-первых, было три этапа. От внимательного рассмотрения заявки до очного тура, который занимал 8 часов. И последняя его часть – это была достаточно жесткая стрессовая ситуация. И если в этой ситуации наш участник продолжал думать о ребенке, который обсуждался в присутствии рассерженного родителя, завуча, представителя РОНО, классного руководителя соседнего класса, то это был наш человек.
Соколов-Митрич:
- Как выглядела эта ситуация в вашем случае?
Антонова:
- Это была неожиданная ситуация. Очный тур проходил 8 часов, продолжался весь день. И по факту это было задание под кодовым словом «педсовет». И нам необходимо было рассмотреть три сложные психологические ситуации, которые сложились у ребят в школе. Это были реальные ситуации. Нам выделялось время. Мы должны были сесть и продумать пути решения.
Арасланов:
- Например? Что за ситуации?
Антонова:
- В контексте это не очень важно. Это как пролог просто. Например, дана семейная ситуация. Например, девочка должна помогать маме много по дому, потому что семья неполная. И девочка не может уделять много времени учебе. В то же время девочка замотивирована на успех, на домашние задания и по этому поводу очень переживает. И у нее подобный конфликт.
И вот мы сидели и разрабатывали эти кейсы. И с решением готовым должны были прийти на педсовет. И обсуждать это с коллегами. Что было по факту? Было абсолютно не это. Наши потрясающие рекрутеры разыграли ситуацию того, что мы приходим и это, действительно, игра: к нам обращаются, как к учителю школы, нас встречает разъяренный завуч по поводу того, что пришел родитель и очень не доволен: почему моего ребенка не отправили в поощрительную поездку, хотя он это заслужил. Папа влиятельный и имеет связи со школой. У них с директором договоренность. И он постоянно директору всяческие услуги оказывает. И вот что делать? А ситуация была результатом предыдущего задания. Мы до этого в течение дня решали сложную ситуацию. У нас было несколько детей. И мы должны были советом классных руководителей решить, кого мы отправим в поощрительную поездку. И мы выбирали. Мы должны были выбрать трех человек от каждого класса, а потом оказывалось, что у ГорОНО нет денег. И мы должны отправить одного человека от класса. И мы должны были из трех выбрать уже одного и объяснить всем, почему мы сделали такой выбор. И на педсовете, который был вечером, к нам пришел разъяренный родитель того ребенка, которого не отправили, а он считает, что они имел и на это полное право, потому что школе семья помогает, с директором родитель за одним столом сидит. Это было отыграно очень профессионально. И, я так понимаю, смотрели на наши способности справиться с таким неожиданным поворотом событий.
Соколов-Митрич:
- Катерина, мне кажется, что наиболее вероятная ситуация, с которой вы реально столкнетесь в первый же месяц, это конфликт не столько с самими детьми, с их родителями, сколько с преподавателями. Потому что я вижу, что вы настроены миссионерски. И это неизбежно выльется в конфликт с педагогическим коллективом. Там же люди, особенно в школах не самых благополучных, привыкли работать так, как привыкли. А тут приходят такие миссионеры-евангелисты, которые… И если не будут им напрямую объяснять, как им правильно жить, то, по крайней мере, своим примером начнут как-то систему изнутри ломать и корежить. У вас неизбежно будет конфликт. Вы к нему готовы?
Антонова:
- Я не считаю правильным, что мы должны кого-то учить. Мы воспринимаем, думаю, Федя со мной согласится, учителей, директоров школ, в которые мы идем, как своим партнеров. Мы не отрицаем тот опыт, который они наработали, что у них есть сложившиеся отношения. Их тоже можно использовать правильно. Наша цель – показать им, что может быть по-другому. И если они воспримут взгляд, что, возможно, будет лучше. Да, но это их выбор.
Арасланов:
- А по факту будет: «Пришла тут самая умная!».
Антонова:
- Слушайте, школа – это женский коллектив. Я к этому готова. Нужно различать личность, его деятельность и то, как мы будем это делать. И как мы будем общаться. У нас были замечательные пятинедельные институты. И мы всему этому учились. Я чувствую себя готовой к этому морально.
Арасланов:
- Мы стоим на пороге.
Антонова:
- Да.
Шеберстов:
- Насколько я понимаю, Катя приехала сюда из школы в Кубинке.
Антонова:
- Да.
Шеберстов:
- И главное не то, что ребята умные. Им это интересно. Для меня основной мотив работы – сделать школу интересной для детей. И мой тезис: невозможно сделать преподавание интересным, если это неинтересно тебе самому. Нашим ребятам интересно идти в школу, вести уроки. И мы рассчитываем на то, что этот интерес окажется заразительным.
Арасланов:
- Катя, расскажите про Кубинку. С кем придется работать?
Антонова:
- У меня было два разных впечатления. Первый раз, когда я приехала на первое знакомство со своим директором, у меня было ощущение немного безнадежное, потому что я увидела… Кубинка – это военный городок. И когда ты туда приезжаешь, ты видишь лес, военный полигон, кладбище недалеко от школы…
Арасланов:
- Которое как бы намекает…
Антонова:
- Да. И железнодорожную станцию. Обычная российская действительность. И все очень трезво. Реальность.
Сегодня я поехала и немного взглянула на ситуацию с другой стороны. И у нас была экскурсия по Кубинке. Там достаточно уютно. И дома рядом со школой хорошие. Чувствуется какое-то сообщество.
Там живут военные. Десантники, танкисты, летчики, космонавты и культура города строится вокруг военных парадов. Там сейчас какой-то форум армейский проходит. Среди преподавателей, я сегодня познакомилась, бывшие военные или супруги военных.
Арасланов:
- Первое впечатление: сбежать не захотелось.
Антонова:
- Не захотелось. Но я поняла, что я попала в непростую ситуацию.
Соколов-Митрич:
- А вы одна идете в эту школу из этого призыва?
Антонова:
- Нет. Нас несколько. Мне очень нравятся мои коллеги.
Арасланов:
- А почему дети военных воспринимаются автоматически как не самые простые дети?
Антонова:
- Я не детей военных воспринимала, а весь контекст: военный городок. По жизни не получалось общаться с этой средой.
Соколов-Митрич:
- Я так понял, что проект настроен на то, чтобы находить преподавателей для детей с не самой простой социальной нагрузкой. А здесь дети военных. Или просто там не хватало учителя?
Шеберстов:
- Нет, у нас есть несколько критериев для отбора школ. Один из них – сложный социальный контекст. Есть цифры, которые достались нам от высшей школы экономики, которыми снабдило нас министерство образования Московской области. И что касается школы, то есть два параметра, которые мы принимали для внимания. Чтобы средний балл ГИА и ЕГЭ был ниже среднего по области. И второе – сложный социальный контекст, неполные семьи и прочее.
Вторая сторона медали. Мы, конечно, искали директоров-союзников, которые хотят наших ребят, директоров, которые признают проблемы, которые есть в школе. И директоров, которые готовы идти на риск для того, чтобы с этими проблемами справляться, потому что понятно, что трое молодых ребят, а я помню, что с тобой еще Аля Кон (физтех) – это много новых забот.
Арасланов:
- Я понимаю, что таких директоров по пальцам одной руки посчитать, потому что школа – это закрытая структура.
Соколов-Митрич:
- Школа, наверное, вряд ли один к пятнадцати выстраивались в очередь?
Шеберстов:
- Мы не ездили по всем школам подряд. И я не знаю, как составлялся список министерством образования. Но, во-первых, не было ощущения показухи. Все директора, к которым мы ездили, узнали о том, что мы приедем за день до того. Но по тем школам, в которые ездил я, а я посетил, наверное, порядка 15 школ, нас хотели, причем сильно, по крайней мере, в каждой второй.
Соколов-Митрич:
- Уже неплохо.
Арасланов:
- Это удивительно, потому что, мне представляется, максимально закрытая контора, где директор хочет максимально все контролировать, в том числе и финансовые потоки, и так далее. И тут приходят непонятные ребята, говорят, что мы вам сейчас покажем, как надо с детьми работать.
Шеберстов:
- Я думаю, что ключ к ответу на ваш вопрос ровно такой: всем людям на земле за очень редкими исключениями хочется жить интересно. Вот. А то, что наши ребята интересные, на них написано крупными буквами. С таким соблазном бороться очень непросто.
Соколов-Митрич:
- Я навел справки о Федоре в интернете. Интервью его, из которого следует, что еще до того, как он стал успешным предпринимателем, он сам преподавал в подобной школе физику. Тогда не было программы «Учитель для России», а просто он поехал зачем-то в Адыгею, в поселок Сохрай. И я понял, что это был непростой поселок. Там были какие-то неформальные силы, люди что-то типа вечного Вудстока… Или что-то в этом роде. И несколько лет, если не ошибаюсь, преподавал там физику. А тогда вами что двигало?
Шеберстов:
- Любовь к адыгейским сырам. Это во-первых.
На дворе стоял 93-й год. У меня было двое маленьких детей и был выбор: оставаться в Москве и зарабатывать деньги, заниматься наукой и кормить семью. Особых вариантов не было. Можно было уехать за рубеж, как делали многие тогда. Но в эту деревню я попал случайно. И после нескольких часов разговоров с людьми стало понятно, что там можно быть. И один из важных мотивов – это единственная возможность проводить как можно больше времени с детьми. Мой школьный опыт – это попытка социализации, чтобы жить в каком-то сообществе, ты должен этому сообществу что-то дать. И в школе я преподавал, действительно, полтора года. Это была физика, информатика и астрономия. Не все ребята в 9 классе умели читать, но могу сказать, что…
Арасланов:
- В девятом классе?
Шеберстов:
- Да. А зачем? Если ты потомственный лесоруб и охотник. У медведя даже мишени нет на лбу. И объяснить рационально, зачем им астрономия, наверное, можно. Хотя там, как правило, плохая погода и звезд не очень видно. Но про «черные дыры» они слушали с большим интересом. Мы играли в логические игры на уроках информатики. Я думаю, что это был…
Арасланов:
- В то время, когда того же возраста дети в Центральной России играли в Дюка Нюкема.
Шеберстов:
- Вероятно. Единственная проблема в той школе – в 11 классе у меня была единственная ученица. Это была дочка директора школы.
Так вот. Дети там не только не прогуливают. Они еще и не болеют. Полтора года не было ни одной болезни и ни одного прогула.
Соколов-Митрич:
- Это был какой-то центр притяжения хиппарской тусовки?
Шеберстов:
- Это медвежий угол. Это самый крайний поселок на границе с большим Кавказским заповедником. И люди туда перебирались из городов: кто сбежал от коллективизации, кто-то приезжал туда за длинным рублем, потому что там до сих пор еще есть лес, есть звери, на которых можно охотиться. Хотя работы не осталось уже никакой. И в начале 90-х туда приехала большая компания людей. Приехали приехали с раскопок в Танаисе, а это недалеко от Таганрога, и как-то пошел слух, что есть такое удивительное место на Кавказе. И в зиму, когда мы первый раз остались там, кроме нас там было еще шесть или семь приезжих семей. Кто-то философ, кто-то художник. Очень яркие и интересные люди. Удивительно, что с тех пор в этой деревне не поменялось ничего.
Соколов-Митрич:
- Может, ее тоже в программу на следующий год включить?
Шеберстов:
- Там практически не осталось деток. Понятно, что люди перебираются в города просто потому, что нет работы.
Арасланов:
- Вам этот преподавательский опыт тоже помог в будущем? В бизнесе?
Шеберстов:
- Вы знаете, я не оцениваю тот опыт, как успешный. У меня не было никаких ориентиров, среды, где я мог бы получить совет или делать что-нибудь заодно. Для учителей местных в этой школе, а это достаточно сильные учителя и школа, несмотря на небольшой размер, занимает какие-то первые места в Адыгее по количеству олимпиадников. Просто потому, что у этих детей достает внимания и в деревне не слажаешь, потому что все друг друга знают. Ты учитель, тебя знает вся деревня. И попробуй сделай что-нибудь не так.
Но, как бы то ни было, я был один. И я не могу сказать, что я мог отслеживать результат, который я достиг по каждому из ребят. А у будущих участников проекта «Учитель для России» стоит задача показать результат по каждому из 30 ребят в классе. Если не сразу академически, по крайней мере, в том, чтобы ребята заинтересовались учебой, чтобы они научились управлять собственным вниманием.
Арасланов:
- А это невозможно измерить. Если мы говорим о результате, это должно быть то, что можно измерить. Как ты измеришь интерес ребенка?
Шеберстов:
- Есть огромное количество инструментов, которые используются в бизнесе, так называемые тесты на вовлеченность. Первыми этим увлеклись, насколько я знаю, табачные компании, потому что они первыми столкнулись с тем, что люди начали уходить. И им стало важно понять, от чего зависит интерес работников. И как только началась борьба с табаком, эти компании занялись профессионально вовлечением и удержанием людей. Но кроме того, есть огромное количество тестов зарубежных и российских, которые исследуют интерес ребенка, его тревожность. Для меня школа была большим стрессом, начиная от школьного пространства. Там нет безопасного места. Даже в школьном туалете ты не спрячешься от сверстников. И не все ребята экстраверты. Это просто трудно – находиться постоянно в неподвижности среди 30 детей. И стресс для многих все: и грозный учитель, потому что частенько у учителей единственный инструмент воздействия – это страх. Я думаю, что для любого понятно, что информация или новые знания плохо лезут в голову, если ты сильно испуган.
Эти замеры на первых порах будут очень просты. Понятно, что такие тесты могут делаться только с разрешения родителей. И это не будут фронтальные тесты перед всем классом.
Арасланов:
- Задача не стоит: увеличить количество отличников, олимпиадников и медалистов. Такой задачи не стоит в принципе?
Шеберстов:
- Наша гипотеза состоит в том, что если тебе интересно и ты умеешь делать вещи сам, то и с предметами тоже будет лучше. Мы выходим в классы с пятого по девятый, в основном по восьмой. И понятно, что будут результаты ГИА. Я думаю, что у нас не будет проблемы повышения академического результата для этих детей, если они вовлекутся. Но как может измеряться абсолютный педагогический результат, потому что понятно, что оценка для меня инструмент поощрения, а не замер. Ты должен мерить не абсолютно, а относительно того, что человек сделал. У всех разные данные и разные домашние ситуации. А вот как тестировать педагогический результат, это самый главный вопрос.
Сейчас есть ГИА и ЕГЭ. Как мерить результат посередине – будем думать вместе с государством.
Соколов-Митрич:
- Екатерина, а что вы будете преподавать?
Антонова:
- Историю и обществознание.
Соколов-Митрич:
- А вы уже придумали первую фразу, которую вы произнесете на первом уроке? Первого сентября.
Антонова:
- Я их еще не отрепетировала. Это будет даже не первое, а будет второе. Я только узнала классы, в которых буду работать. Я буду работать в пятых классах, дети только пришли из начальной школы. У них еще горят глаза и им интересно. И будет восьмой класс, который будет испытывать меня, как нового преподавателя. Моя задача, наша задача – просто показать детям, что в школе может быть по-другому. И что может быть интересно. И что я буду стараться делать так, чтобы на уроках было интересно. Дети на уроках должны научиться понимать, что у них должна быть ответственность определенная как учеников и мерить результат их работы. И понимать, что нам важно, чтобы они работали, учились, и что эта их учеба может привести к каким-то новым высоким целям, чем они могли представить себе до этого.
Соколов-Митрич:
- Жду-не дождусь, когда пройдет 9 месяцев, и мы сможем снова вас позвать в эту студию, посмотреть, как изменится лицо, глаза Екатерины. И чем все это, надеюсь, что не закончится, а продолжится.
Успехов вам! Удачи!