Один день весеннего перемирия в Донбассе глазами корреспондента «Комсомольской правды»

Ее взгляд можно адресовать всем политикам без исключения.

Фото: Юлия АНДРИЕНКО

Когда у меня начинается токсикоз от обещаний политиков, воплей «всепропало – нас сливают», значит самое время ехать в наши донбасские села на передовую, где нет Фейсбука, диванных экспертов всех мастей, а есть обычные люди со своей, мало кому интересной, правдой и такой же, никому не нужной, бедой.

Помощники волонтера Андрея Лысенко привычно загружают продуктовыми пакетами багажник его видавшей виды машины, на грязном капоте которой шутница Елена выводит пальцем: «Легендарный танк Т-34». Это и правда танк, в некотором смысле. Уж в каких передрягах она только не побывала со своим беспокойным хозяином – выносила его из-под обстрелов в Зайцево и Трудовских, застревала в болоте, погружалась всем салоном в воду и ничего.

В красных зонах ей знаком каждый ухаб и яма.

Фото: Юлия АНДРИЕНКО

Сегодня компанию в поездке нам составляет Михаил Рощин – востоковед, старший научный сотрудник Института Востоковедения Российской Академии наук. И то, что специалист по Сирии приехал в Донбасс (кстати, не впервые) и не просто выступить где-нибудь с высоких трибун или дать интервью, а вызвался съездить с нами в прифронтовую зону, это внушает уважение к нему.

Восток – дело тонкое

Пока за окном проносятся донбасские поля, да покосившиеся вдоль дорог избушки, я пытаю нового знакомого:

- Михаил, ну вот вы специалист по Сирии, скажите почему РФ тогда не выбрала Донбасс? Мы ж в 2014 не столько за республики голосовали, сколько за то, чтобы быть под крылом России. Это как в поговорке: «Говорим Ленин – подразумеваем Партия», так и тут: «Говорим Республика, подразумеваем Россию». Почему не случилось?

- Мне кажется, наш президент ведет большую геополитическую игру и, начав военную операцию в Сирии, он хотел показать возросшие военные возможности России на широком международном фоне и одновременно отвлечь внимание наших западных оппонентов от Украины. В значительной мере это удалось, - вдумчиво отвечает Михаил. - Я думаю, что военных усилий в Сирии требуется все же меньше, чем на Юго-востоке (Донбассе). Если смотреть на дальнюю перспективу, Донбасс для России несопоставимо важнее, чем Сирия. Это - фронтир русского мира, наш очень важный рубеж. Кстати, я обратил внимание, что у вас в Донбассе говорят на более чистом русском языке, чем в Москве, где особенно в так называемых культурных слоях в последние годы принято засорять речь агло-саксонизмами или агло-американизмами. Поэтому Донбасс из политики никуда в России не ушел. Россия граничит с Донбассом. Не будем забывать, что часть Донбасса находится в Ростовской области. Скоро, как мы помним, исполняется пятая годовщина народного волеизъявления на Донбассе. Республики держатся. А это значит - доверие населения к историческому выбору сохраняется.

Слева направо: волонтеры - Эдуард и Андрей, я и наш гость - востоковед Михаил Рощин.

Фото: Юлия АНДРИЕНКО

Держаться мы кого хочешь научим!

Да, держимся, а что нам остается? Хотя пожелание «Держитесь!» ненавижу еще с 2014 года. Тем временем мы проезжаем Яковлевку, находящуюся возле Ясиноватского блокпоста и 71-го километра. До промзоны – рукой подать. Здесь находится единственная на ближайших четыре села школа, в которой немногим более 20 детей. Сюда привозят и единственного ребенка с обстреливаемого Спартака – Вику, о которой я как-то писала.

Я начинаю представлять себе педагогов этой школы, входящих в классы, где за пустыми рядами парт сидят два или три ученика. А в памяти учителей, должно быть, эти гулкие коридоры все еще наполнены запахом столовой, детским смехом, криками, топотом и прочим милым школьным гвалтом. Как можно учить, когда вокруг на тебя глядят пустые парты, да со стен - портреты классиков? Это как играть в театре при пустом зрительном зале. Но они учат, они приходят каждый день в полупустые классы, не выспавшись от разрывов снарядов, и рассказывают теоремы, пишут уравнения, читают Пушкина! Какое должно быть мужество у этих людей, оставшихся здесь, беспримерное, без героического пафоса и надутых щек. Вот их бы портретами украсить билборды Донецка!

Эдик – помощник Андрея – показывает свежие разрушения на 71-ом километре (незамысловатость иных наших топонимов в Донбассе иногда меня повергает в тоску).

- Это вот, за время весеннего перемирия, до этого дом стоял целый, - показывает он на разбитую крышу одной из 4-х этажек, видно, как через пролом в ней отсырела вся стена дома до 1 этажа. – Людей здесь тоже осталось немного, вот им-то мы и привезли помощь.

Через разбитую крышу стекает вода.

Фото: Юлия АНДРИЕНКО

Пока Андрей Лысенко разносит продукты, рассматриваю двор – чей-то сдувшийся мяч, добродушные дворняги с клипсами в ушах, выстроенный уже в войну кайбаш. Вокруг ни одного целого дома – где нет только окон, где, как в учебниках анатомии, в разрезе разбитой стены стыдливо виднеются чьи-то мебель и обои.

Магазин как оазис местной жизни.

Фото: Юлия АНДРИЕНКО

Ветеран сидит в подвале

Дальше наш путь лежит в поселок шахты Абакумова, неподалеку обстреливаемой Старомихайловки. Нас встречает пожилая женщина Ирина Николаевна, когда узнаю, что ей всего 64 года, удивляюсь. Хотя удивляться давно нечему, здесь, на передовой, люди стареют стремительно и страшно.

- У меня еще отчим жив. Олегу Константиновичу 93 года, воевал пацаном в Великую Отечественную в Ростовском ополчении, затем был угнан в Германию, а теперь вот на старости лет в подвалы вынужден прятаться, - вытирает слезы она. – Недавно дедушка сидел у окна, а тут обстрел, осколки посекли балкон, чудом его не задели.

Живут старики очень скромно.

- На двоих с отчимом у нас - чуть больше 7 тысяч рублей. Разве что к дню Победы приносили отчиму помощь полторы тысячи рублей, - говорит женщина, принимая от волонтеров тяжелые пакеты с едой.

Их общий доход - чуть более 7 тысяч.

Фото: Юлия АНДРИЕНКО

И такая печальная в своей беспросветности жизнь тут везде. Но это Минское болото давно привычно живущим тут, как будто и не было до этого мирной жизни с ее нехитрыми радостями. Привычно и давно неинтересно оно и остальному миру, пик героизации Донбасса был актуален пару лет назад, а сейчас давно стал мейнстримом, не считая редких всплесков интереса в медиа. Военные привычно хоронят 200-х, народ привычно тянет лямку и только тупая нечеловеческая усталость во всем, даже в покосившихся избушках без окон и беспризорных собаках. Беседуя с людьми, не раз слышу в их рассказах ностальгию по 2014 году.

- Да, тогда лупили нещадно, но зато надежда была, она нас грела, - говорят они.

Я помню. Казалось, воздух был плотнее, пропитанный воодушевлением и буквально осязаемой надеждой. Но при этом о возвращении в Украину речи тоже нет, даже адепты секты «Нас сливают» это уже поняли. Не вернемся. И вот эта наша самость несколько пугает и завораживает.

93-летний Олег Константинович помнит ту войну.

Фото: Юлия АНДРИЕНКО

Стеклить окна нет смысла

Приезжаем на улицу с поэтическим названием – Ахматова. Она крайняя в поселке, отсюда нас видно как на ладони украинским снайперам. Валентине Александровне 67 лет. Ее жилище с 2015 года без окон, вместо них фанера и пленка. И так тут у большинства. На мое удивление – почему не обращаются к властям Республики за помощью в остеклении, терпеливо поясняют: «А смысл? Лупят так, что и эти окна вылетят. Так можно стеклить до бесконечности. Лучше эту бессмысленную войну прекратить».

- Я осталась совсем одна. Сын до войны погиб, а у мужа сердце не выдержало бесконечных обстрелов – два инфаркта подряд. Досталось нам с ним – и в погребе жили, и прямо во двор прилетело, дом дал трещину, - женщина показывает разлом в стене, уходящий к фундаменту. – У меня тоже инсульт был осенью, не могу ни в магазин, ни в аптеку сходить, а помогают выживать соседи.

На старости лет осталась совсем одна.

Фото: Юлия АНДРИЕНКО

Когда читаешь в некоторых СМИ, что в Донбассе «внезапное обострение началось», понимаешь насколько иначе видится ситуация тем, кто о ней пишет издалека. Во-первых, оно и не прекращалось никогда. А, во-вторых, люди бы и рады были обострению, которое положило бы конец «худому миру», оказавшемуся куда страшнее «доброй войны». Другое дело, что в россказни про наступление здесь уже даже дети не верят.

А здесь живет семья с детьми.

Фото: Юлия АНДРИЕНКО

Пациент скорее жив?

До позднего вечера мы развозим помощь, и я понимаю, что физически уже не могу воспринимать человеческую боль. Она фонит тут из каждой избы, как радиация. Наш навигатор то и дело направляет нас в сторону Украины и ругается, когда мы меняем маршрут. И как там, в присказке «город засыпает – просыпается мафия», так и здесь просыпаются украинские войска и начинаются сначала одинокие, а затем все учащающиеся бахи.

Люди показывают не столь давние разрушения.

Фото: Юлия АНДРИЕНКО

Один из домов на Трудовских, куда уже впотьмах мы привезли помощь, удивляет. Сам дом с шикарным авторским ремонтом, окнами в пол, пустой чашей фонтана в саду, плетенной беседкой – настоящая роскошь в сравнении с тем, что мы сегодня видели. Оказывается, все это отголоски былой мирной жизни, когда люди покупали недвижимость, вкладывались в ремонт, надеясь оставить все это своим детям. А сейчас в семье беда – 6-летние близнецы – сыновья хозяйки потеряли речь из-за стресса. До войны ребята уже разговаривали, но звуки взрывов, от которых тут дрожит земля, не проходят даром. Мальчики мычат и только мать догадывается, что они хотят сказать. Их возили в Россию на лечение, но пришло время возвращаться.

- А здесь снова осколки и пули веером летают, то и дело вздрагиваем от раскатов артиллерии, - говорит Елена – мама близнецов. – А снимать где-то жилье средств нет. О каком выздоровлении можно говорить?

Похоже нам всем говорить о выздоровлении рано. Потому и хватаемся с маниакальным оживлением за любые симптомы выздоровления, даже ложные, будь это слух о Малороссии, паспортах РФ или упоминание аббревиатуры ЛДНР где-нибудь в высоких кругах. Потому что и к войне мы этой уже привыкли давно и к непризнанности, а вот жить без надежды так и не научились. Сложно без нее.