Братья Лужецкие: «Всю жизнь мы с братом спина к спине. Только это и помогло выстоять нам в плену»

Братья Лужецкие в большом интервью "Комсомолке" рассказали о том, что пережили в украинском плену.

Фото: Юлия АНДРИЕНКО

Об интервью с освобожденными из украинского плена братьями мы договорились еще в декабре по телефону, когда они уже были в больнице Луганска. И вот ребята в Донецке, слово свое сдержали, позвонили в «Комсомолку».

Ребята сразу полюбили Донецк.

Мы долго состыковываем маршрут братьев – ребята еще не очень хорошо знают Донецк. Бегу встречать и вдруг вижу, что Ярослав выходит из машины на костылях, стопа загипсована. Дмитрий помогает ему на скользких ступенях, а по лестнице в редакцию буквально заносит на своем плече. Без слов видно – братья. Кому под силу справиться с такой сплоченностью?

- Что случилось с ногой, Ярослав? – спрашиваю я уже в редакции.

- Это уже на воле. Сказались длительная нехватка движений и плохое питание, в тюрьме мышцы слабые стали, оступился, когда выходил с балкона и даже не сразу понял, что сломал ногу. Ничего, заживет, бывало и похуже, - отмахивается он.

Характер у братьев донецкий

Братьям 31 год. Голубоглазый степенный Дмитрий и порывистый кареглазый Ярослав внешне совершенно не похожи друг на друга, несмотря на то, что они - двойнята с разницей появления на свет 15 минут. Шутят, подначивают друг друга, но в каждом жесте – безграничная любовь и забота. Ребята говорят, что до сих пор находятся в эйфории. Счастье вызывает буквально все – снег, люди, пространство, общение.

Братья шутят друг над другом во время беседы, но во всем этом чувствуются искренняя привязанность и любовь.

Фото: Юлия АНДРИЕНКО

- Какой Донецк красивый! Это не просто слова, нам есть с чем сравнить, - говорит Дима. – Мы были во многих городах Украины, в том же Киеве – грязь, плохие дороги. Хотя там нет войны! А здесь четвертый год война, а дороги идеальные, везде чистота, люди какие красивые, приветливые.

- О! Приятно такое слышать. Это наш донецкий характер сказывается! Не любим, чтоб нас жалели, даже если нам очень тяжело, - отвечаю я. – Вот как прям вы с братом, такое пережили, а улыбаетесь и в плену держались молодцом. У вас точно донецкий характер, значит город вас примет. Тут слабым не место.

- Скорее, это русский характер у всех нас, - смеется Дима. – Человеком, который больше других вложил в нас с братом, была бабушка. Родом она из Тюмени, видимо и у нас сказались сибирские гены. Мы всегда были русскими по духу.

Жизнь научила быть сильными

Сами братья из Кировограда, который сейчас Украина переименовала в Крапивницкий. Расставание родителей стало причиной, что в юном возрасте отец их увез в Тернополь, который так и не стал им родным.

- Мы были для всех чужаками, так ими и остались, постоянные нападки, обвинения в нашей излишней «русскости», - рассказывает Дмитрий. – Всю жизнь мы с братом были вынуждены защищать друг друга, буквально: спина к спине. Это потом нам помогло выстоять в плену.

У отца началась своя личная жизнь, а потому выживали самостоятельно, поддерживая друг друга. Рано начали работать – сначала на стройке, а потом основали строительный бизнес – с филиалами во Львове и Киеве.

До войны и плена.

- Работали с 17 лет, в сутки по 15 часов. Отсутствие образования нам не помешало, мы постоянно учились всему сами, - говорит Дмитрий.

Природная смекалка, трудолюбие вскоре принесли результаты. Но начался майдан. И к успешным бизнесменам потянулись «патриоты» с требованием мзды, когда Лужецкие им отказали – просто забросали офис во Львове коктейлями Молотова.

Успешные бизнесмены.

Братья открыто поддержали Антимайдан, тогда на их квартиру в Киеве наведались радикалы - из бывших работников братьев и устроили там разгром. Кольцо вокруг них сужалось, нужно было спасать уже не бизнес, а семьи – у каждого уже были жена и дети. К семьям они приехали 23 июля, а 25 июля их взяли.

Пережили собственный расстрел

В СБУ избивали братьев непрерывно – даже, когда они почти захлебывались в крови, потом их били на глазах друг друга. А после надели на головы целлофановые пакеты и повезли в неизвестном направлении. Как оказалось, их вывезли в песчаный карьер за городом.

12 часов после задержания...

- Мы понимали: привезли убивать. Поставили лицом к обрыву, мы только успели друг на друга посмотреть, как прозвучали выстрелы, - вспоминает Ярослав. - Это палачи устроили показательный расстрел. Думали нас этим сломать, но вышло наоборот. Все, что было с нами дальше, было уже не страшно, как будто мы с братом пережили свою смерть.

А впереди их ждали пытки, издевательства, шантаж семьей. Их обвинили сразу по пяти статьям - посягательство на территориальную целостность Украины, государственная измена, создание террористической группы или террористической организации, финансирование и содействие свершению террористического акта, но на заседания суда не пускали, нарушая все законы и лишая последнего слова. Заседания суда посещали разъяренные активисты-нацисты, как шакалы стаей нападавшие на братьев. Охрана еле сдерживала натиск. Но братьев эти новые патриоты Украины не пугали.

- Я буду говорить на русском языке, и вы мне не запретите, - смело кричал им Дмитрий на требования "размовляты державной мовой". - А если я заговорю на украинском, вы его вряд ли поймете, потому что и сами его не знаете. А смелые, так зайдите ко мне за решетку один на один.

Нацисты жаждали крови братьев. Суд дал Дмитрию 14 лет, Ярославу - 15.

- Я вспоминал слова, где-то прочитанные до войны: «Не бойся смерти, пока ты жив, ее нет, а когда ты умрешь, ее уже не будет», - говорит Дима.

Ибо Ангелам Своим заповедает о тебе…

Оба брата верующие. Ярослав сделал татуировку на иврите еще до плена Псалом 90 стих 11: «Ибо Ангелам Своим заповедает о тебе - охранять тебя на всех путях твоих». Думал ли он, что через несколько месяцев избитый и в наручниках будет шептать эту молитву? Дмитрий в одно время с братом сделал татуировку: «Побеждает тот, кто пытается».

- Самой страшной мукой было ничего не знать о судьбе Ярослава, а он не знал ничего обо мне. Целый месяц в СИЗО я даже не знал жив ли он вообще, - признается Дмитрий. – По иронии судьбы мы жили в том же районе, где СИЗО. При этом нашими надсмотрщиками были бывший учитель физкультуры и одноклассник! Для них, как и всех остальных, мы всегда были «сепарами».

Встречаться друг с другом они могли только по дороге в суд и в самом суде.

- Содержали нас в разных камерах, только иногда мы встречались по дороге в суд, да и в самом суде, - рассказывает Ярослав. - Но даже и так мы нашли возможность поддержать друг друга. Нас выводили на короткие прогулки с другими заключенными, но всегда врозь. Тогда я оставил брату послание в тюремном дворике, нацарапал на стене быстренько: «Ибо Ангелам Своим заповедает о тебе…», а еще номер своей камеры и дату. И вдруг вижу в следующий раз он мне ответ оставил: «Побеждает тот, кто пытается» и номер своей камеры. Так мы и переписывались потом, поддерживали этим друг друга, все тюремные дворики были в наших записях, а зэки все только удивлялись, что вы там постоянно пишете?

- Для нас эти послания были знаком, что другой не сломался. Ведь два с половиной года в одиночной камере, такое выдержать сложно, человек теряет рассудок. Для меня бы самым страшным стало, если бы Ярослав сломался, - признает Дмитрий. – Тогда бы и я долго не продержался. Я бы и в плену вместо него готов был остаться, только бы брата вытащить.

В суды приходили агрессивно настроенные нацисты и братья вдвоем держали отпор.

Дима это говорит очень спокойно, соединив пальцы рук, а у меня мороз по коже.

- Однажды случай был, нас везли по адской жаре в воронке в суд, - вспоминает Ярослав. – В машине с нами с десяток человек, воздуха нет совсем. Диме стало плохо, началась рвота и он потерял сознание. Я кричу: «Остановитесь! Человеку плохо!», на что получаю ответ: «Зараз до Тернополя прыйидемо, там зупинимося!» А ехать еще минут 30. И всем все равно – и зэкам, и конвоирам – никому нет до тебя дела. Я кинулся к брату, нашел где-то бутылку воды. Стал его брызгать, обтирать водой. Шепчу: «Братик, братик мой… только дыши». Кое-как доехали. И вот с тех пор я больше всего боялся, что нас кинут в разные лагеря и кто его тогда будет водичкой обтирать?

Хату и продол – долой!

- Я брату говорил: «Ярослав Янович! Новый год встретим на свободе! Вот говорю тебе – попадем в обмен, держись!», - вспоминает Дмитрий. – И вдруг узнаю, что меняют только меня, а Ярослав остается. Зачем мне была такая свобода без брата? И получается так, что я не сдержал свое слово, он мне поверил, а я подвел…

Они до сих пор не знают, кто из сильных мира сего походатайствовал, чтобы в обмен они попали оба.

В Донецке посетили могилы героев Республики - Гиви и Моторолы.

- В том, что и я, и брат находимся на свободе, нужно спасибо сказать Виктору Медведчуку, - говорит Дмитрий. - Это человек, который приложил все усилия, чтобы обмен 27 декабря все-таки состоялся. С такой самоотдачей обменом никто не занимался. Кроме него, скажу спасибо украинским политическим и общественным деятелям - Елене Лукаш, Елене Бондаренко, Елене Бережной. Конечно, жаль пацанов, что там остались. Целых 18 человек сразу Украина исключила из списков. Там много достойных, тот же Женя Мефедов. Или вот знаменитый «медовый» дедушка (Николай Рубан взорвал в 2015 году с помощью банки меда трех украинских силовиков – авт.), он ведь уже в почтенном возрасте, а его держат в одиночке и в этот раз в списки обмена он опять не попал.

В Святогорске с Евгением Мефедовым.

- Потому были непонятны капризы тех, кого обменяли, - продолжает Ярослав. – Кто-то рвался скорее из больницы, но нужно ведь зафиксировать все травмы, пройти все обследования, чтобы потом в будущем было что предъявить Украине в суде.

- В больнице Луганска многие не сразу поняли, что на свободе. Например, палату по-прежнему называли хатой, как камеру, а больничный коридор – продолом, - смеется Дима. – Говорю, ребята, стоп! Привыкаем, что мы не в плену, искореняем все эти жаргоны.

Работаем, брат!

В их судьбе принял активное участие Павел Губарев.

- Павел встречал нас в Луганске, обрадовался, обнял, хотел после плена сразу забрать в Донецк, но не получилось, нужно было пройти все обследования, - говорит Дима. – За нами прислали машину с водителем. В Донецке он нас встретил, как родных – обеспечил жильем, предоставил транспорт. И все это без лишних слов, по-мужски. Я не знаю, кто б еще такое мог сделать. Знаете, вот золото – металл совершенный, для нас таким золотом стали Паша и Катя Губаревы.

У памятника ополченцам Луганска.

Три года и пять месяцев в заключении сделали свое: у братьев есть проблемы со здоровьем, о которых они говорят по-мужски скупо, не жалуются. Ярослав после плена не мог спать 1,5 недели, настолько мощным было психическое напряжение.

- Нам там веки скотчем приклеивали, чтобы не спали. Пытка страшная, еще табурет выбивали, как только закрываешь глаза. А тут на свободе спи – не хочу, а уснуть не могу, - пожимает плечами Ярослав.

Кстати, судебный процесс по братьям на Украине не окончен.

- Там должно было состояться еще заседание суда 28 декабря, будут судить нас заочно, без нашего присутствия, хотя слова нам и тогда не давали, - рассказывает Дмитрий. – Вот как будет с теми, кого отдала Республика Украине, я не знаю. Знаю одно, что здесь в Донбассе не такие варвары и это правильно, потому что врага можно победить не только оружием, но добротой, умом, силой духа. А подлость, мстительность и наглость свойственны слабым.

В Донецке посетили могилы героев Республики - Гиви и Моторолы.

- Ребята, сразу прошу прощения за мое любопытство. Читатели и особенно читательницы не простят, если не спрошу у вас – что с личной жизнью?

- Жены у нас родом с Тернополя и уже тогда не понимали нас, а сейчас все эти испытания сделали нас чужими. С женами и детьми мы не общаемся, точка невозврата пройдена, как бы ни было это печально, - тихо произносит Дмитрий.

В задумках братьев – получить образование, найти работу, а еще написать общую книгу обо всем, что им довелось пережить за это время.

Лужецкие Дмитрий и Ярослав выражают большую благодарность руководству Республики, а также уполномоченным по правам человека в Республиках - Ольге Кобцевой, Дарье Морозовой, их командам и всем, благодаря кому они сейчас на свободе!