Экономическое мировозрение В. Путина: от Андрея Илларионова до Андрея Белоусова

В студии: директор института экономики РАН, доктор экономических наук Руслан Семенович Гринберг, доктор экономических наук, заместитель директора института экономики РАН Андрей Евгеньевич Городецкий и корреспондент отдела экономики «Комсомольской правды» Нина Кузьмина.

Кузьмина:

- Сегодня мы обсуждаем тему, которая после выборов весьма актуальна, она назрела и стоило ее обсудить. Звучит она так: экономическое мировоззрение Владимира Путина от Андрея Иларионова до Андрея Белоусова. Кто эти люди, и какое влияние они оказали на мировоззрение нашего избранного Президента, нам расскажут наши гости.

Гринберг:

- Мы подумали, что есть что-то символическое в выборе советников. Многие так думают, что в начале своей карьеры в качестве руководителя страны Владимир Путин взял Андрея Илларионова в качестве экономического гуру, советника. В моем представлении это был контрпродуктивный шаг. Андрей Илларионов очень интеллигентный, интересный человек. Но в моем представлении абсолютно безбрежный либерал. Это примерно так: чем меньше государство, тем лучше; все приватизировать, конец регулирования и прочее. Уже тогда это было контрпродуктивно, но Владимиру Путину везло с одной стороны, с другой – он что-то сделал с точки зрения обуздания сепаратизма в стране. Сегодня идут слухи в Москве, что Андрей Белоусов может быть его экономическим советником. Это диаметрально противоположно. И мы с Андреем Евгеньевичем, моим коллегой и другом, поспорили на эту тему. Это действительно знаковое событие – Владимир Путин меняет философию, которая оставалась праволиберальной практически все эти годы его царствования последних 10-12 лет. Или это отклонение от тенденции, что нужен другой человек. Владимир Путин в моем представлении обладает здравым смыслом. Хочется надеяться, что Андрей Белоусов будет иметь значение в его окружении.

Кузьмина:

- По сути, мы говорим о том, что ближайший советник по экономическим вопросам сменился один на другого. И это может говорить о том, что у главы государства некоторым образом поменялись взгляды на экономику.

Гринберг:

- Здесь есть предмет для дискуссий.

Кузьмина:

- Я предлагаю подискутировать на эту тему. Итак, что на дала эпоха Андрей Илларионова в мировоззрении политическом, экономическом Владимира путина, и чего нам сейчас ожидать? Как можно охарактеризовать на данный момент экономические взгляды главы государства?

Гринберг:

- Это интересно выяснить. дело в том, что наш новый старый Президент приступает к работе в серьезной, тяжелой ситуации. Страна росла в последние 10 лет, пережила кризис. Но проблема в том, что экономика растет, но не очень развивается. Я вижу три главные проблемы, которые должен решить Путин. Это остановить примитивизацию экономики, начать производство готовых изделий хоть по каким-то брендам. Второе – мощные социальные разрывы: массовая бедность. И зашкаливающая социальная поляризация – она уже превосходит латиноамериканские масштабы. И третье – это бюрократизация экономики. Когда бюрократия правит бал в стране, и она не слушается ни верха, ни низа. Грубо говоря, что хотят, то и делают.

Кузьмина:

- Да, мы это наблюдаем.

Гринберг:

- В этой связи взгляды Андрея Белоусова, насколько я их знаю, как раз близки мне. Может, Андрей Евгеньевич какие-то нюансы добавит. И дай бог, чтобы Владимир Путин понял, что только лишь силы саморегулирования и стремление к идеальному инвестиционному климату не решат задачи, которые стоят.

Кузьмина:

- Андрей Евгеньевич, что скажете на этот счет?

Городецкий:

- Скажу, что действительно – то, что мы вынесли как определенный вопрос, от Илларионова к Белоусову – это не утверждение, это вопрошание, - кажется, что это позитивное вопрошание и это не просто смена советника, это смена вех. Андрей Белоусов очень примечательная личность. Я бы сказал, что это человек с блестящим университетским образованием. Академическая выучка, опыт исследовательской работы в составе одной из лучших академических школ: Анчишкина, Еременко и Вантера. Это человек, который прошел школу аналитика, эксперта и большую школу аппаратной работы. Брат Руслана Семеновича, Андрей Семенович, в свое время говорил: отструктуренный человек. Человек, прошедший выучку, дисциплину службы – это Андрей Белоусов. Это человек с очень здравыми взглядами, человек воспроизводственного склада, то есть мышления. Который как прогнозист и плановик в этом плане видит и чувствует воспроизводство, а не просто играет параметрами макроэкономики, макроэкономической политики. Поэтому я считаю, что это очень значимый и интересный разворот, когда мы говорим о мировоззрении Путина и наших перспективах – страны, экономики, экономической политики.

Кузьмина:

- Руслан Семенович, вы назвали несколько направлений, несколько проблем, с которыми нашему Президенту предстоит бороться. Как вы считаете, за что в первую очередь нужно взяться? И какими шагами продвигаться? Потому что идет широкая дискуссия на тему того, должно ли государство так широко представлено в экономике, так плотно ее контролировать, как сейчас. Или нужно рынку больше на откуп отдать, соблюдать здравый баланс. Что здесь, какую нам придется избрать?

Гринберг:

- Есть разные школы мышления, которые существуют в нашем экспертном сообществе, и политологи тоже придерживаются различных взглядов. К сожалению, здесь договороспособность низкая, это ощущает и Владимир Путин. Вообще начальники любят, чтобы не было разногласий у экспертов. Во-первых, его хвалили, во-вторых, говорили, что нужно делать – все в один голос. И тогда он это делает с легкой душой. А когда одни говорят то, другие это – ему надо выбирать. В вашем вопросе уже есть идеологическая заданность, с которой надо принципиально бороться. Идеологическая борьба не имеет никакого выхода. Есть такие сферы жизни, где без государства обойтись нельзя. Мы с Андреем люди, которые еще в советское время тайные рыночники. Наша страна бросается из крайности в крайность. В 17-м году взяли плановую экономику – и вперед, без всяких рынков, конкуренции, благостные соревнования. Все это привело к краху. А в 91-м новая блажь: назад к Смиту, все отдадим рынку, и он все наладит за нас. На самом деле это большая глупость. Речь идет о поиске баланса. Я бы на месте Путина думал, чтобы поменять праволиберальный курс: меньше государство, продавать любой ценой, чтобы только собственник – он всегда эффективный. Эти все мантры сильно надоели, но они все еще в большой моде. У нас очень влиятельная школа мышления, которая говорит о том, что наша проблема – что у нас очень много государства. А я бы сказал: наша самая главная проблема ужасна. Государство не участвует там, где должно, и участвует там, где не должно. Это наша фирменная история. И здесь потребуется серьезный разворот. Я лично выступаю за то, чтобы было больше политической состязательности. Я не очень верю, что мировоззрение можно так быстро поменять. Но есть другие очки зрения. Андрей Евгеньевич считает, что давление обстоятельств приведет – может, он лучше скажет. Пока я скажу одно: что нам пора уходить от идеологий правого либерализма, как везде в мире. Вот Алан сейчас выиграл, похоже, что Меркель проиграет. Мир качнулся вправо в последние 30 лет. Все эти «Оккупируй Уолл-стрит», восстание среднего класса, его сужение, его обнищание во всем мире произошло в результате этой идеологии. Мы ее начали бурно внедрять в жизнь, но сейчас надо с этим заканчивать.

Кузьмина:

- Если есть предмет для спора – Андрей Евгеньевич, может, вы что-то возразите?

Городецкий:

- Здесь мы с Русланом Семеновичем сходимся. Потому что потребность в перемене идеологии, в перемене умонастроений и бизнеса, и государства, и общества – в воздухе витает. Другое дело, это надо обозначить четко: что мы хотим? Недавно у нас были китайские товарищи в институте. И когда одна дама все время говорила: мы страдаем от отсутствия идентичности и самоидентичности, - китайцы не поняли и спросили: а что это? Мы переглянулись – мы быстро сообразили: да вы понимаете, мы не вполне понимаем себя и что мы хотим.

Гринберг:

- Правильно, потому что мы и европейцы, и азиаты. У нас география такая.

Городецкий:

- Теперь мы, правда, больше европейцы – чем сами европейцы. Поэтому я больше солидарен с Русланом Семеновичем, хотя я не всегда разделяю эти колебательные движения от либерализма к либерализму. Но я сам не могу идентифицироваться. Я бы сказал: прагматический либерализм.

Гринберг:

Я бы сказал: социальный либерализм. Этого нам не хватает.

Городецкий:

- Совершенно верно. Тем более что у социального либерализма в России колоссальные исторические традиции, начиная с великих реформ.

Кузьмина:

- Мы часто говорим о том, что нам нужно менять мировоззрение, нам нужно менять подход государственной политики, в том числе экономической в первую голову. Но куда нам переломить? Куда нам посмотреть? Потому что Путин славен тем, что до последнего момента, до момента принятия решения все могут строить какие угодно догадки, и догадки в итоге могут казаться все неверными. Но есть же какая-то логика: куда нам смотреть, что нам сейчас делать? У нас сейчас есть некие нефтяные доходы. У нас сейчас есть наша полусдохшая промышленность, которая уже выработала все, что могла.

Гринберг:

- Нет, еще не выработала. Посчитали, что эти шесть лет, которые Путин будет править бал – у него есть историческая возможность.

Кузьмина:

- Еще шесть лет наша промышленность протянет?

Гринберг:

- Если ничего не делать – она просто умрет. Правда, мы делаем хорошие вертолеты. Лидеры капиталистического труда у нас есть, как раньше были. Вертолеты, ледоколы.

Кузьмина:

- Но это же точечно. Это исключение из правил, которое правила только подтверждает. Нам нужно что-то делать, а в момент это не переломить. И как же быть?

Гринберг:

- В момент не надо, зачем в момент. Надо потихоньку. Ленин учил: чтобы вытащить цепь, надо найти звено. Это красиво звучит. У нас серьезная проблема, у нас комплексная проблема. У нас профессионально-техническое образование, высшее образование – все контрпродуктивно. В одном месте умирает, в другом, если хорошее – они уезжают туда. В общем, не завидую я Путину. Это тяжелейшая вещь. Но никогда не бывает так, чтобы не было выхода. В конце концов, есть наши разработки, где ясно сказано, что когда надо делать. Другое дело, что руководитель сам знает, что ему делать. По крайней мере он знает наше представление. Мы за прогрессивную шкалу налогообложения, мы за ясные, сформулированные приоритеты промышленной политики. Даже в условиях вступления в ВТО есть очень большие возможности. Я выступаю за то, что с госкорпораций надо жестко спрашивать, вплоть до количества штук, сколько обещали самолетов, судов. Потому что непонятно: деньги большие, куда-то идут. Это очень сложная история: проследить за этим. Самая большая проблема – нет контроля. Думаю, политическая система должна быть. После Болотной началось такое, Путин тоже понял, что здесь надо что-то делать. Партии – надо работать, ходить, не просто ночевать.

Кузьмина:

- Мы сейчас про Чистые пруды говорим с вами.

Гринберг:

- Это тоже интересно и хорошо. Слава богу, но власть пошла на сильные уступки. 500 человек всего, давайте мы партию создадим и будем уговаривать, разговаривать, писать программы. К сожалению, другого пути нет. Такой неблагодарной работой надо заниматься. Молодые люди будут заниматься этим?

Кузьмина:

- Я надеюсь, что некая активность с бульваров и всяческих улицах…

Гринберг:

- Она выльется в конструктивные действия?

Кузьмина:

- Я лично очень на это надеюсь, я очень этого жду. Нам нужны эти институты. Потому что можно рассуждать обо всем, но эти институты нам все-таки нужны: справедливый суд, частная собственность.

Городецкий:

- Конечно, институты нужны остро. Я считаю, что есть несколько опорных точек, по которым мы можем видеть немного отрицательную эволюцию, но в положительную сторону и в нулевые - сейчас и в перспективе.

Кузьмина:

- Мы вернемся после перерыва к обсуждению экономического мировоззрения нашего новоизбранного Президента Владимира путина. Также вспомним реформы Косыгина 65-го года и 80-х годов, и обсудим, чем же они похожи на нашу нынешнюю современную ситуацию.

Часть вторая.

Кузьмина:

- Продолжаем рассуждать об экономическом мировоззрении нашего вновь избранного Президента.

Городецкий:

- Мы привыкли мыслить в терминах точек перегиба, бифуркационных точек. Наш вопрос так звучит: что сегодня нужно сделать, чтобы завтра было хорошо? С точки зрения большой эволюции я вижу, что многие вещи, которые для нас были либеральными утопиями, вынужденно, в течение нулевых и сегодня, корректировались. Поэтому курс был относительно прагматичный. Хотя недостаточно результативный. Я могу показать несколько опорных точек. Понятие суверенитета и геополитической состоятельности как экономические категории. Как то, что и ценности, и ресурс. Поворот к стратегическим горизонтам и социально-экономическим стратегиям. Это реальный переход – есть проект закона о стратегическом планировании, управлении не где-нибудь, а в Минэкономики. Приоритетное внимание к социальной стороне развития, отказ от вульгарного бюджетно-расходного взгляда на социальный потенциал и социальный ресурс – это тоже очень заметная вещь. Сегодня мы не можем сказать, что точно они так и делают. Но они по крайней мере видят, что так надо делать. Экономический рост, производительность труда, эффективность, роль реального сектора, ОПК, битва за ОПК. И последнее, что хочу сказать: это то, что происходит в сфере интеграционных процессов. Эта многоуровневая, многослойная интеграция, расширение интеграционного пространства, не только СНГ: ШОС, АТЭС, БРИКС. Это формирование альтернативного мира в интеграционном аспекте. Это другая глобализация. И Евразийский союз, о котором мы вчера говорили.

Гринберг:

- Я не очень согласен с Андреем Евгеньевичем. Потому что здесь выдается желаемое за действительное – пока. Думаю, мы все эти 20 лет можем пока разделить. Неправильная риторика – неправильная политика; правильная риторика и отсутствие политики. Сегодня мы имеем эту ситуацию: правильная риторика и отсутствие политики.

Кузьмина:

- То есть говорят все верно, но делать пока ничего не получается.

Гринберг:

- Очень страшно с одной стороны. Потому что руководители наши люди неглупые. Они все знают. Они знают, как выполняются распоряжения, они знают, как выполняются указы, знают, как выполняются законы. Это грустная история. Болезнь загнана очень глубоко. И понятно, что лечить ее нужно осторожно, потихоньку. Но не надо опускать руки. Более-менее известны рычаги. Мы не одни на Земле, нас 200 стран, и всякие чудеса бывают. Плюс, нам помогает Господь Бог с этими ценами. Правда, многие наши идеологические оппоненты говорят: скорее бы цены упали, тогда бы мы стали производить БМВ и «Мерседесы». Мы думаем, что глупость большая.

Кузьмина:

- Откуда у нас возьмутся «Мерседесы» и БМВ, если у нас нефть упадет?

Гринберг:

- Потому что мы встанем с печи и начнем делать конкурентоспособные машины.

Кузьмина:

- Но перед этим нам будет очень плохо, и очень долго.

Гринберг:

- Это правда. Поэтому если мы хотим стать нормальной державой – мы и сейчас нормальная, но грустно, что такие серьезные бренды, как образование, наука, культура, здравоохранение начинают становиться коммерческими. Весь мир знает, что это ведет в никуда, к катастрофе. Можно как-то расплачиваться с пенсионерами, платить им перед выборами, увеличивать доходы. Все это электоральные вещи. Это все делают, в этом нет никакого цинизма. Но надо что-то для развития делать. Это странно. Высокие цены – плохо, низкие – плохо.

Кузьмина:

- Многие экономисты, социологи, историки проводят исторические параллели. Как известно, история циклична. Многие вспоминают 65 год 20-го века с косыгинскими реформами, 80-е годы реформы. Тогда наша страна стояла на развилке. Тогда перед нами был выбор. Сейчас мы стоим примерно на такой развилке. Что вы думаете, если сравнивать Россию тогда и Россию сейчас?

Гринберг:

- Для нас это неожиданный вопрос, хотя он законный. У нас в конце советской власти витало в воздухе, что нужны перемены. Но проблема состояла в том, что власть очень боялась, что с этими переменами и их сменят. Поэтому была негласная установка – я это называю симулированные реформы, а они называли: все нужно менять, чтобы ничего не изменилось. К сожалению, это напоминает сегодняшнее время.

Кузьмина:

- Имитация бурной деятельности?

Гринберг:

- Все понимают абстрактно, что нужна политическая состязательность, нужны партии, которые приходят к власти или нет. Кремль может проиграть выборы? Сейчас никто не верит в это, а это нормально. Посмотрите, как обзывались Саркози и Франсуа Алан. А потом очень интеллигентно встретились, возложили венки павшим солдатам Франции. Жизнь продолжилась, пришли в Елисейский Дворец другие люди. Здесь надо сделать такое, чтобы были и экспорт диверсифицированный, и демократия, и суды, и прочее. Но хотелось бы, чтобы власть осталась у нас. И я здесь вижу серьезную проблему.

Городецкий:

- Я с одной стороны, готов не во всем согласиться с Русланом Семеновичем. Но я хотел бы обратить внимание на другую сторону этого вопроса с точки зрения опыта этих реформ. Первое: что реформационный прорыв и затухание реформ – классическая российская проблема. Вспомните великие реформы, революцию, реформы 60-х, 70-х и 80-х.

Гринберг:

- Да нет, а тот, кто первый. Какое затухание? Там из-под палки модернизировали.

Городецкий:

- Не только. Реформа – затухание, революция – реставрация, псевдоморфоз, как говорил Бердяев, и так далее.

Гринберг:

- Мы таких слов не понимаем.

Городецкий:

- Но я хочу обратить внимание на одну вещь, и она актуальна с точки зрения сегодняшнего дня. Реформа – это не только прорыв, но и большая рутинная работа. У нас очень часто это упускается из виду. На фазе харизматиков, профессиональных революционеров и профессиональных оппозиционеров реформы делают бросок. Когда речь идет об управлении реформой, технологией реформы, стратегированием реформы, мониторинги реформы и корректировка хода реформы – вот такое управление.

Гринберг:

- К сожалению, у нас так: реформы либо симулированные, имитируемые, либо неуправляемые. Уж как началось – то извини меня. И надо сказать, что феномен Горбачева – к нему по-разному относятся в стране, я с большим уважением. Я думаю, что это действительно феномен, потому что человек пошел вопреки инстинкту власти на преобразование. Это беспрецедентно.

Кузьмина:

- То есть у нас получается: прыгнуть с места мы прыгнули, а куда полетели – это уже неизвестно. То есть главное – начать.

Гринберг:

- Мы шарахнулись в одну сторону, шарахнулись в сторону полуказармы – справедливость без свободы. Шарахнулись в 90-е годы в свободу, которая превратилась в анархию, где победили сильные, с деньгами. Остальные выживают. Но мы по-человечески можем когда-нибудь зажить? Почему бы нам не подумать о балансе, свободе и справедливости, и не отрицать их – чтобы они вместе шли. Где молодые люди?

Кузьмина:

- Мы видим, где они.

Городецкий:

- А кто из них – отструктуренные ребята, поработавшие в политике в аппарате?

Гринберг:

- Там много таких. Но они сразу научаются у старших товарищей, как жить.

Кузьмина:

- У меня вопрос. Есть у нас Чистые Пруды. Была Болотная, Сахарова. Есть некая плеяда выращенных рядом с правительством, Кремлем политиков, экономистов. Но если брать этот принцип: мы прыгаем, но мы прыгаем с этой реформой неизвестно куда, и неизвестно куда мы ее ведем. Сейчас у нас есть шанс начать реформы, и потом ими управлять? Или опять, как камень с горы, мы его покатим, и нас же он пришибет?

Гринберг:

- В одной стране спросили премьер-министра, где плохо шло дело: мы когда-нибудь что-нибудь будем? Он говорит: знаете, наш народ берется всегда за ум после того, как испробует все остальные альтернативы. Так вот, они уже закончились.

Кузьмина:

- То есть альтернатив у нас нет?

Гринберг:

- Нет, у нас есть единственная, хорошая. Все плохие использованы. Здесь самое страшное – это уныние. Вы же знаете, уныние – это самый смертный грех. А если нет уныния – есть воздух свободы, горбачевский, он сохраняется. Уже вас не просто сажают, если вы что-то не то думаете. Вон Гай-парк придумали, это тоже важно. Представьте: Гайд-парк в советское время. Мы бы так счастливы были: придти из кухни выпивши, все собираемся и ругаем советскую власть.

Кузьмина:

- Да, такое сложно представить.

Гринберг:

- Расскажу шутку середины советской власти. Приходит человек на лобное место, вытаскивает из-за пазухи листовки, и разбрасывает на Красной Площади. Его ловят, подбирают листовки, один держит, другой читает. На одной стороне ничего не написано, и на другой ничего не написано. Они спрашивают: ты что, сумасшедший? Почему ничего не написано? Он говорит: а что писать, и так все всё знают.

Кузьмина:

- У нас сейчас что-то похожее?

Гринберг:

- Абсолютно.

Кузьмина:

- Я предлагаю подвести итог мировоззрению нашего Президента Владимира Путина. На что оно сейчас больше направлено? Мы видели и некое жесткие рыночные реформы, и реформы в государственной сфере. Куда сейчас, какие есть предположения, посмотрит курс этих экономических реформ? Куда ему стоило бы посмотреть?

Городецкий:

- Я всегда подробно и пристально следил за деятельностью Владимира Владимировича. Могу сказать, что безусловно он сохраняет уважение к либеральным ценностям – это во-первых. Во-вторых, это классический консерватор, эволюционист, который 10 раз примерит, прежде чем вообще что-то отрежет. И такое же умонастроение у Дмитрия Анатольевича, потому что он открыто заявил, что он скорее человек консервативных ценностей, при всем уважении к свободе, либеральному институту. И сторонник устойчивой государственной власти, регулирующей роли государства и так далее. Поэтому думаю, что в этом направлении будет развиваться ситуация.

Гринберг:

- Я больше пессимист. Мне кажется всегда смешным, когда в новой России говорят о консерватизме люди, которые находятся у власти. У меня нет никакого объяснения, кроме консервирования нашей власти. Андрей Евгеньевич прав в одном: Путин обладает здравым смыслом, у него хороший опыт, он хорошо умеет управлять страной в том смысле, что есть корпорация, которой он хорошо управляет. Я думаю, что у него не только своя корысть, как у многих политологов литерального направления. Понятно, что он хочет сделать страну современной. И в этой связи мы возвращаемся к нашему вопросу, Андрей Белоусов – это символ того, что нам хочется. Поэтому с точки зрения разумной надежды нам ничего не остается, как надеяться на этот поворот к социальному либерализму, которым мы ему с удовольствием поможем.

Кузьмина:

- Все обсуждают состав нового правительства. Сегодня у нас Премьер-министр с Президентом встретились. Дмитрий Анатольевич передал Владимиру Владимировичу все документы, состав правительства – его, естественно, не огласили. Но некоторая утечка пошла в средства массовой информации. И говорят, что там некий состав останется из того, что был. Что думаете о новом правительстве – оно сильно поменяется? Наверняка, когда мы будем это обсуждать на страницах газеты, он уже будет известен. Но сейчас что думаете?

Гринберг:

Как бывший футболист я люблю футбольную аналогию. Сейчас команда Путина – это команда, где скамейка запасных очень короткая, и дублирующего состава нет. Поэтому когда команда играет плохо – представим, что в игре есть проблемы – то что остается делать? Левого защитника попробовать правым нападающим поставить – вдруг он там заиграет. Я вижу такую проблему, она тоже дистанциальная. Мне кажется, здесь не будет особых неожиданностей, все зависит от мировоззрения самого начальника. Остальные члены примут его безропотно, я имею в виду изменение мировоззрения.

Городецкий:

- Для меня эта проблема всегда была ключевой. Если поменяется серьезно состав правительства – значит. будет серьезный поворот. Но я знаю, что Путин – человек консервативный в своем постоянстве. Думаю, что команда сохранится, а отдельные персоналии могут поменяться – в том ключе, как происходят замены на футбольном поле. Название команды сохраняется, главный тренер команды сохраняется. И люди те же. А замены по ходу игры и в отдельных матчах могут иметь место.

Кузьмина:

- По сути, мы увидим тот же самый кабинет министров, только с небольшими перестановками.

Гринберг:

- Может, и с большими. Но это будет тем интереснее и смешнее.

Кузьмина:

- То есть вы с оптимизмом ждете этого правительства?

Городецкий:

- С ироничным оптимизмом.

Кузьмина:

- Какое министерство будет играть ключевую роль?

Гринберг:

- Думаю, два министерства: экономического развития и Министерство финансов, как обычно.

Кузьмина:

- Мы сегодня обсуждали экономическое мировоззрение Владимира Путина: каким оно будет, куда повернутся наши все реформы и что же будет дальше с нашей экономикой, мы увидим по факту и будем обсуждать на волнах радиостанции "Комсомольская правда".