Юлия Рутберг: Артист должен быть космонавтом, шпионом и фотомоделью «в одном флаконе»!

Юлия Рутберг в Воронеже.

Фото: Татьяна ПОДЪЯБЛОНСКАЯ

7 октября в Воронеже с гастролями побывала Юлия Рутберг. Дочь мастера вторых ролей Ильи Рутберга 30 лет отдала театру Вахтангова и сыграла более 50 образов в кино («Кушать подано!», «Прощайте, доктор Фрейд!», «Не родись красивой, «Умница, красавица»). В сериале «Орлова и Александров» Юлии Рутберг выпала честь перевоплотиться в Фаину Раневскую. О талантах и поклонниках со звездой театра и кино и поговорила «Комсомолка».

РАЗДРАЖАЕТ ЛОШАДИНЫЙ СМЕХ ЗРИТЕЛЕЙ

- Юлия Ильинична, по сюжету спектакля «Привет, маньяк», с которым вы приехали, у героини появляется навязчивый поклонник. А в жизни такие ситуации случались?

- Поклонники бывают разные. И это зависит от уровня культуры. Бывают умнейшие поклонники, с которыми любо-дорого общаться, потому что у этих людей прекрасные мысли и такое же отношение к театру. И вообще присутствует дистанция и нормы поведения, которые присущи интеллигентному человеку. А бывают люди, от которых просто хочется бежать. И я думаю, что если бы они с каким-то врачом имели дело, то точно так же общались бы. Это уровень культуры. Поклонники - это орел и решка: с одной стороны, все артисты мечтают, чтобы у них были поклонники, с другой, иногда сталкиваешься с шизофрениками. Потому что люди, увлеченные каким-то человеком, сотворяют себе кумира. И для них море по колено. Это разновидность душевной болезни. У некоторых это на грани фобии или мании, эти люди страшные. У них всегда навязчивые идеи. А у нас и так эмоциональная профессия, поэтому хочется, чтобы тебя все оставили в покое, когда я не на сцене. В миру для меня важен покой и человеческие ценности. Поэтому когда нарушают мою территорию, я просто готова брать шпагу и стреляться с этими людьми.

- Умеете жестко ответить?

- Я умею по-всякому, а жизнь научила и жестко.

Юлия Рутберг в Воронеже.

Фото: Татьяна ПОДЪЯБЛОНСКАЯ

- Если зал неполный, вас это смущает?

- Нет. Во-первых, я понимаю, что это бывает от разных экономических вещей -неудачный день или праздник, иногда плохо продаются билеты. А меня абсолютно устраивает столько, сколько пришло. Всегда приятно, когда полный зал, это допинг. Но я никогда об этом не думаю и благодарна тем, кто пришел - они для меня большая драгоценность.

- А что раздражает в зрителях?

- Звонки мобильников и лошадиный смех. Наверное, думают, что так оказывают мне большую честь. А я просто в ужасе. У спектакля есть аура, а это вносит элемент пошлости. А я бегу от всего, что связано с пошлостью. Я больше всего люблю тишину. Конечно, приятно, когда люди смеются, и бывает очень драгоценный смех. Я вообще люблю интеллектуальный юмор, это другая природа смеха. Люблю, когда у людей возникают аллюзии, какие-то сравнения, фантазии. А не как акын: что видят, то и га-га… Меня уже не собьешь, только бейсбольной битой по голове. Но это меняет настрой. Ведь музыкальный инструмент звучит по-разному в холод и жару. Так же и душевный музыкальный инструмент расстраивается от пошлости. В этом есть какой-то акт вандализма, это разрушительно для спектакля. Да и для публики. Достаточно двух таких людей, они начинают создавать вокруг себя поле. Многих это страшно раздражает. Это такой потребительский момент. Они не думают, им главное - поржать. Прекрасно, тогда включи телевизор.

Я ДВАЖДЫ БАБКА, А ВСЕ ПОЮ И ПЛЯШУ В КРИНОЛИНАХ

- Режиссер Римас Туминас говорил, что вас надо в чем-то останавливать, сдерживать.

- Это данность. Актерская профессия - это ад. Многие считают, что это ложное кокетство. Но если ты хочешь быть на плаву, ты должен на протяжении всей карьеры, с молодости и до гроба, соответствовать трем пунктам - быть космонавтом, английским шпионом и фотомоделью. Если один из этих ингредиентов отваливается, ты сходишь с дистанции. Болит у тебя голова, сломана ли у тебя нога, умер ли кто-то - это никого не волнует, билеты проданы. Поэтому это ад. Но я без этого не могу. Я больная на всю голову, у меня справка есть. Если ты не отдаешься этому без остатка - сам проигрываешь. Если ты выходишь на сцену, неважно, театра или антрепризы, для меня нет раздела, ты волнуешься, переполняешься. Если ты переполнен, и это переливается, это возвращается тебе. Ты выходишь со сцены усталый, но прекрасно усталый. А вот когда ты не отдал, не получил назад, в тебе начинает бродить тухлая вода. Вот это кошмар. Так что для меня нет выбора. Если человека называют профессионалом, есть планка, ниже которой, ты не можешь спуститься, вдохновенное у тебя состояние или подавленное. Есть мастерство - его не пропьешь.

- Ваш сын Григорий учился на актера, но не работает в профессии. Вы рады?

- Хорошо, что он попробовал. Чтобы не говорить: эх, вы меня не пустили. А когда попробовал, сказал, что театр - не мужская профессия. Я не осудила, просто поняла, что в отличие от меня, он без этого может. Значит, не надо убиваться. У нас вся семья театральная, мой папа и режиссурой, и пантомимой, и актерством занимался, мама - музыкант, дедушка по маминой линии - классик балета, бабушка - народные танцы. В общем, сын насмотрелся. Я могу сказать одно - наши дети всегда лучше, чем мы. Гриша лучше меня в качестве родителя. Он такой отец, что мне такой матерью не снилось вообще быть. Мы с ним душа в душу до сих пор. Но так, как он с женой и детьми возится, у него сын и дочка, так только в кино бывает. Я за них счастлива и снимаю перед ним шляпу. У меня двое внуков - я дважды бабка, а все пою и пляшу в кринолинах.

РАДА, ЧТО ЗА МЕНЯ ПРОГОЛОСОВАЛА «УХОДЯЩАЯ НАТУРА»

- Вы в театре работаете вместе с Виктором Добронравовым, который рос в Воронеже, пока его родители учились в институте искусств…

- Витя совершенно замечательный. Он трудно поступал, трудно учился, зато прекрасно работает. Он один из ведущих молодых актеров театра Вахтангова. Играет главные роли у Римаса Туминаса. Снимается в кино. Вот уж где неугасающий факел. Династия мужчин-актеров потрясающая. Обожаю Федечку, приходилось с ним работать, удивительное человеческое существо. И Ваня чудесный артист. С ними любо-дорого, они настоящие. Трудоголики немыслимые. Витька много умеет: поет, танцует, замечательный драматический артист. Ощущение, что ему все легко. Конечно, это просто впечатление.

- Вам недавно присудили звание народной артистки, это для вас что-то значит?

- Как вы думаете? Сейчас вышел указ президента - награждать в год всего четыре человека! Это национальную гордость. При этом я ничего для этого не делала, никого об этом не просила. Я рада, что они приняли такое решение. Когда мне позвонил Александр Ширвиндт, который был в этой комиссии, и сказал: «Девочка моя, я тебя поздравляю - мы все вслепую проголосовали за тебя единогласно», конечно, гордость была невозможная. Потому что те, кто выбирали мою кандидатуру, это уходящая натура, это образцы для подражания! Это для меня очень высокая награда и большая ответственность на всю оставшуюся жизнь. Звание народный артист - это очень серьезно. Когда ты выходишь к публике, об этом нужно забывать. Но зритель будет с тебя спрашивать, как с народного артиста.

Юлия Рутберг в Воронеже.

Фото: Татьяна ПОДЪЯБЛОНСКАЯ

КОГДА ИГРАЛА РАНЕВСКУЮ, ДУМАЛА ОСВИСТАЮТ

- Не страшно было подступаться к образу Фаины Раневской в сериале «Орлова и Александров»?

- Очень тяжело. Это была вообще афера. О похожести речь не идет. Должна была быть какая-то дистанция, чтобы играя этот образ, высказать ей поклонение, уважение. Нужно было попытаться передать систему ее оценок, то, что ей было дорого, ее искрометный юмор. Она же совершенно невероятный человек. Все, кто пытается играть под Раневскую, - это смерть грача. У нее такая органика, у нее же нет слова в простоте. Другой скорчит рожу - все думают, что сумасшедший. А на нее все смотрели, как завороженные. Она играла с наслаждением. До определенного возраста. А дальше она уже жила. Я ее видела в спектакле «Дальше тишина», там она жила. Выходила эта седая глыба, с этими детскими глазами… Это было просто какое-то шаманство. Это невозможно было смотреть. И здесь не только дарование, это личность! Поэтому я очень боялась. Раневская - это уже имя нарицательное. И, конечно, я была уверена, что меня освистают. А в итоге меня наградили за эту роль, премией Миронова. Я была обескуражена.

- А образ Ахматовой как вам давался в фильме «Анна Герман»?

- Сыграть там ничего не удалось, там можно было только наполнить роль линиями. Больше ничем. Поэтому это некий флер а флер - это такое эхо. Сама Анна Герман - эхо, и то, что я сделала в Ахматовой - тоже эхо, набросочек. Но я и этому была рада.

- Есть роль, которую вы мечтаете сыграть в театре?

- А я вам этого никогда не скажу. Про свои мечты вообще нельзя говорить, только с Богом. Тогда есть шанс, что сбудется. А если ты все выбалтываешь, то все это так и останется в фотоаппаратах и диктофонах. А до сцены не дойдет, не успеет.