Экипаж бабулек боевой - 3

Первый тур пенсионный обошелся в 5 тысяч гривен

«Комсомольская правда» продолжает рассказывать о приключениях донецких пенсионерок – медсестры Людмилы Сергеевны, делопроизводителя исполкома Марии Петровны, библиотекаря Нины Семеновны и самой возрастной из этой компании – 80 – летней Машеньки. Женщины во что бы то ни стало решили забрать у незалежной положенное – свои пенсии. А для того, чтоб пройти нечеловечески унизительную процедуру идентификации и оформления документов – они воспользовались не афишируемой, но дорогой услугой «Пенсия под ключ» . И в сопровождении толкового мужчины Дмитрия, двинулись в подконтрольный Киеву город П.

Медсестра Людмила Сергеевна продолжает свой рассказ об этой поездке.

Дурдом отдыхает

Четвертый день в незалежной. Все устали. Сил просто нет от той тупости, что творится. Борщ есть не хочется. Он сварен из недорогих овощей, но со слезами наших сожительниц. Ничего не хочется!

(Это мы еще телевизор не смотрим – в нашей квартире его нет).

«За что нам это?» - Хочется выпалить всем – воякам на блокпосту, чиновникам во всяких собесах и просто людям.

«Не за что», - ответят. И добавят – никто не хотел воевать. И начнут рассказы – как на той стороне есть родственники, которых не могут увидеть, дома, огороды, да просто земля, которую местами покрасили в желто – блакитную, но частица ее осталась в душе как родина – и цвета тут ни при чем.

«Вы – ни при чем!»- Могут еще ответить. Но «ни при чем» - это наши заработанные пенсии – маленькие, ничтожные. Они уйдут, как правило, но похоронные и лекарства. Если мы их добьемся. Да, вот так мы добываем свои деньги у Украины. Чтоб умереть достойно – в нормальной одежде в гробу лежать. Хотя, кому это нужно?

- Это дурдом! – Выпалила наша неразговорчивая Мария Петровна.

- Не нужно дурдом обижать! – Парировала бабушка Машенька.

И я была на ее стороне. То, что происходит – либо дурдом высшего уровня, либо надоевшее всем слово – геноцид. Оно в СМИ избито, потому не понятно. Да и никто не хочет понять. Европа и США поддерживают Украину. Что им Донбасс? Тема – ни о чем.

Но мы живем – не благодаря, а вопреки.

У меня друг работал в 2014 – м в областной психбольнице. Отделение легкое – люди с депрессией лечились. С начала войны лекарств не было совсем. Врачи пациентов не бросили – носили им покушать, а вместо лекарств заваривали пустырник.

- Я не могу их уже травой этой поить, - жаловался мне мой друг. – Скоро мы их в мокрые простыни заматывать будем. Так было в 1916 – ом.

Нас еще не заматывают в простыни, пустырник не дают и, благодаря местным жителям, мы еще имеем надежду!

Капаэйро освоили?

Дмитрий, наш куратор по пенсионным делам, приставил свою помощницу Марину – хрупкую девушку лет 25 – ти.

Усомнились мы в ее способностях проходить чиновничьи коридоры, и зря.

Я и не знала, что капаэйро – это национальное бразильское исскуство. Применяется на Украине. Правда, не под музыку. Просто танец, по коридорам «Ощадбанка», увиливая от локтей более крепких пенсионеров, и заставляя чиновников что – то делать.

Вот так петляли и мы, зажав ксерокопии, Маринину руку и (обязательно!) – оригиналы документов.

Коридоры – узкие. Ходиди гуськом. Кто помнит эту песенку про маленьких гусят – поймет.

Мария Петровна, самая нелюдимая из нас – шла последней.

Ее и поймал Петр Сергеевич. Пенсионер. Бывший моряк, – совершенно белый после нескольких «химий» - просто схватил Марину за руку и устремился в нашем путешествии.

- У него рука совсем холодная, покойник! – Марина поставила диагноз, но Петра Сергеевича по кабинетам провела.

Радостный, совершенно белый старик, купил ей букет пионов. Спешил в Донецк – сын волновался.

- Крепкая ты! – Сказал он на прощание. – Мужик – то есть?

- Не было, нет и не надо, - четко ответила Марина.

Букет взяла, но он так и остался в той квартире.

Еще нужно было оформиться как переселенцы, пройти комиссию – что живем тут почти постоянно и уезжать.

Все спешили - наш куратор- водитель Дима, чиновники, хозяева квартир, Марина. Нас все полюбили, пожалели, рассказали как сочувствуют, но расставаться, расплачиваться тоже было нужно.

Я засыпала под рассказы Машеньки – какая у нее замечательная дочь – печет бисквиты, а сын строитель. И мать не забывают – то пирог передадут, то с домом помогут.

Всем все заплатили. Выехали.

Путь домой

На блокпосту стояли второй час. Услышала хрип – я его ни с чем не спутаю. Это хрип сердечника – когда приступ.

Захрипела наша Машенька.

- «Скорую» вызывай, - закричала я Диме.

- Да какая тут «скорая»? – Он схватил старушку на руки и побежал. Бежал к блокпосту – там пункт медпомощи.

Вдруг увидела – падает Дима с нашей Машенькой. Но только оступился, ногу подвернул, удержался.

Вернулся наш Дима.

- Живая? – вопрос прозвучал от нас троих одновременно.

- Да.

- Детям нужно сообщить, - говорю я.

- Та нет у нее никого. Сын, дочка есть, но давно с ней не живут.

- А за пенсией почему ехала? – Не могу понять я этого пенсионного тура.

- Соседка, которая ее ко мне усаживала, сказала, что бабушка собирает себе на могилу в Кубани. Там родные ее лежат. – Говорит Дима.

- Может, проведаем ее в больнице? – аккуратно спрашиваю.

- Да, через 50 дней нам всем нужно на проверку. Иначе пенсий не дадут.

Мой первый тур за пенсией стоил 5 тысяч гривен.