Высоцкого упрекали: «Когда ты не пьешь, ты становишься неинтересным»

На днях на торгах в Париже с молотка ушли посмертная маска Высоцкого, его последнее стихотворение, редкие снимки, письма... Странно осознавать, что Марина Влади решилась расстаться с такими дорогими сердцу вещами. Ведь Владимира Высоцкого она любила безумно - как и он ее. Об этом романе и о многих других неизвестных подробностях рассказывается в новой книге «Жизнь Высоцкого» замечательного писателя и бывшего журналиста «КП» Николая Андреева.

Предлагаем вам отрывок из книги.

Обложка книги.

Телефонный роман

Высоцкий к моменту знакомства с Влади звезда, знаменит, но - в пределах страны. Она - заметный человек в западноевропейском кино. Звезда.

И вот звезды сошлись.

После бала, на котором «средь зала краля эта танцевала», они вынужденно расстались. Марина возвратилась домой, в Париж, Высоцкий - в Москву. Она не то чтобы его забыла, но дела парижские вытеснили влюбленного певца из головы.

Вдруг Марине письмо из Москвы.

От Высоцкого.

Нежное до невозможности. А слова обыкновенные, смысл банальный - люблю, надеюсь, жду. И тронул он ее этой банальностью необыкновенно. «Что происходит? - спрашивает она себя. - Почему так тоскливо? Отчего хочется услышать его голос?»

Телефонный звонок. Он! Она тает от волнующе теплого тембра его голоса. Русский язык - такое наслаждение. Вспомнился покойный отец, которого она обожала, - и от этого ком в горле.

У нее полно работы, на съемках устает, как лошадь на скачках. Но греет одно: ожидание его телефонного звонка. Начался их долгий-предолгий телефонный роман.

Марина полюбила Высоцкого. Влюбилась впервые в жизни - как это ни странно звучит, если речь о тридцатилетней женщине.

А пока что встречи - мимолетные, наспех. Встречи, разумеется, в Москве, в Париж Высоцкого не выпускают: неблагонадежен.

Влади обычно останавливается в гостинице «Советская» - помпезном сооружении в стиле сталинский ампир. У нее номер люкс, две просторные комнаты - в них можно провести небольшой митинг протеста. Но только днем. В советских гостиницах правило жесткое: 11 часов вечера - гости должны выметаться. Даже если гость и будущий муж. Что и доказывал Высоцкий дежурной по этажу. «Не положено, - жизнерадостно отвечала та. - А будете скандалить, гражданин Высоцкий, вызову милицию».

Высоцкий скандалил. Вызывали милицию. Выручала известность - милиционеры к нему относились с почтением, переходящим в любовь. Но даже их благосклонность не помогала ему остаться в номере на ночь.

Они ищут место, где можно уединиться. Отыскали: спальный вагон «Красной стрелы» - прелестное, романтическое купе. Еще вариант: каюта катера, который на Клязьминском водохранилище можно взять напрокат на несколько часов. Но все это не то, не то: спешка, стуки, чужой подстерегающий взгляд...

Одна из выставленных на аукцион фотографий: Высоцкий и Влади на площади в Испании. Фото: catalogue.gazette-drouot.com

Соседи писали анонимки...

Что Высоцкий мог предложить Влади в период их ранней, искрометной любви? Он мог воспевать ее в своих песнях, мог доставать для нее звезды с неба, мог обещать украсть ее и увезти в заколдованный лес, в светлый терем с балконом на море. А потом реалистически и здраво попросить ее:

Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,

Если терем с дворцом кто-то занял…

Влади просчитывает варианты: как получить визу в СССР. Самое удобное - приглашение на съемки какого-нибудь фильма. Не получается. Любой советский режиссер рад заполучить ее в свой фильм, но Министерство культуры СССР скажет: нет! Получается в итоге, что самый простой выход - купить туристическую путевку, а во время турпоездки попросить продлить визу будто бы для чтения сценария и обсуждения будущего фильма…

Покатилась надрывная, муторная жизнь - в разлуке. День за днем длится телефонный роман. Наконец ей удается надолго приехать в Москву. Их приютил Иван Дыховичный, тогда актер Театра на Таганке, а позже - кинорежиссер. Сама Марина так рассказывает о той жизни: «У этой молодой пары, естественно, великолепная, огромная квартира в центре, и они отдают нам целую комнату. В квартире почти нет мебели, и мы кладем матрас прямо на пол. Быстро привыкаем к нашей новой жизни».

Это был опасный момент, потому что дом, где обитала молодая семья, пригласившая на житье другую молодую семью, был номенклатурным - в нем жили избранные, в основном персональные пенсионеры, а это публика еще та, их раздражали любые признаки несоветского образа жизни. И когда они увидели гигантский матрас, Дыховичный понял: они этого безобразия не забудут, не простят! И точно: на него были написаны анонимки во все мыслимые и немыслимые организации, включая Красный Крест.

Но больше всего персональных раздражала Марина, у нее тогда был период, когда она очень легко, даже фривольно, одевалась. И утром, когда она проходила мимо этих людей в предельно коротком мини и весело бросала им на русском, но с чудным акцентом: «Привет!» - у них челюсти отвисали от такой наглости. Высоцкий, когда узнал про анонимки, перестал с ними здороваться. А они в отместку написали обиженное письмо в Министерство культуры: «Почему это Высоцкий не здоровается с нами, заслуженными ветеранами партии?» И однажды Высоцкий утром, проходя мимо заслуженных - они любили рассиживать на скамейке перед подъездом - поклонился им в пояс и рявкнул: «Ну, здравствуйте вам, любезные большевички!» Новые анонимки полетели в инстанции.

Заманить в лагерь алкоголиков

Многие считали: Высоцкому нужна такая жена, которая всегда была бы около него. Да не нужна ему была такая жена! Ему, наоборот, нравилось, что это была не жена, а скорее любовница - в высоком смысле этого слова. Влади была прекрасной хозяйкой, могла на то время, которое была в Москве, создать дом.

В те годы он не пил абсолютно, это было желание жить одинаковой жизнью со всеми. И он замечательно выглядел, прекрасно себя чувствовал. «Потом ему стали внушать, что он становится серым, неинтересным, я даже не знаю, кто эти люди, - вспоминает Дыховичный. - Им было приятно заманить его в свой лагерь - почувствовать, что он такой же, как и они. Я знаю бесконечное количество людей, которые под «знаменем» Володи пьют. Но они - никто».

Посмертную маску Высоцкого на аукционе оценили в 55 тысяч евро. Фото: catalogue.gazette-drouot.com

И снова: она в Париже, он в Москве.

Некоторое утешение, правда, слабое, приносили письма. «Первые шесть лет, - рассказывает Влади, - когда Володя не мог приезжать ко мне, а у меня были дела в Париже, мы писали друг другу почти ежедневно. Все его письма я храню.

Нина Максимовна рассказывала: сын пел Марине по телефону только что родившиеся песни чуть ли не каждый день: «Счета за телефонные разговоры, точнее, за телефонные концерты были едва ли не из трехзначных цифр, но это его не смущало. «Мамочка, - говорил он, видя, что я беспокоюсь о его расходах, - деньги мы для того и зарабатываем, чтобы их тратить».

Поначалу ему с его нетерпеливым характером было трудно дожидаться, когда его соединят с любимой женщиной, и песня «07» появилась как раз в один из вечеров, когда он ждал разговора с Парижем. Потом телефонистки уже прекрасно его знали, соединяли их мгновенно, слушали эти необычные концерты.

«Ему нельзя ни капли»

Наступил момент, когда Марина сделала чудовищное открытие: Володя пьет. Страшно пьет. В компаниях это было незаметно. Он потреблял не больше других. К тому же она быстро сообразила: в России собраться у кого-то без бутылки водки на столе - все равно, что быть в Париже и не подняться на Эйфелеву башню. Она и сама с удовольствием опрокидывала стопку-другую: язык развязывался, охватывало ощущение свободы, все вокруг представлялись добрыми и милыми. Но речь о другом - не о легкости, а о мрачных запоях.

Когда Высоцкий предчувствовал грядущий запой, то на начальной стадии он избегал скопления людей, шума и гама. Предпочитал в одиночку напиваться в тихом кафе «Паланга», что у Калужской Заставы. Обслуга его уважала и обожала, хотя нередко он впадал в непотребный вид. Молодая администраторша Галя старалась оградить Высоцкого от назойливого любопытства посетителей, вызывала такси, когда он становился невменяемым, отвозила к Нине Максимовне.

Этот паланговский период продолжался недолго. Чем чаще он впадал в душевный ступор, тем озлобленнее пил. Чем больше пил, тем властнее его влекло к угрюмым местам, к низменным людям, и он оказывался в таких злачных утробах, что не приведи господь!

А ведь добрые люди чуть ли не в первый день просвещали Марину о главном пороке Высоцкого: одни - из любви к нему, другие - наоборот, из злобности. Но и те и другие давали похожие советы: следи за ним… не давай ему ни капли… он алкоголик… он не должен даже прикасаться к стакану… сейчас он сдерживается, но сорвется - на стенку полезешь…

Не верила. Чтобы веселый и обаятельный Володя превратился в чудовище? Нет, это невозможно. Она вглядывалась в него, когда он был слегка навеселе: вид радостный, можно даже сказать, что хмель придает ему дополнительный шарм.

Артист был в хорошей физической форме. И даже когда в конце жизни его здоровье было подорвано, Высоцкий находил время для тренировок.

Фото: семейный архив.

Чудовищные запои

Какой же бульдозерной силы был удар, когда это началось.

Она ждет его дома. Ужин остывает на столе. Смотрела-смотрела скучнейшую программу по телевизору, да и заснула. Просыпается среди ночи от телефонного трезвона. Мерцает пустой экран телевизора - все программы закончились, ночью советское телевидение делало перерыв. Володи нет. Телефон настойчиво звонит, она хватает трубку и слышит незнакомый голос: «Марина, он здесь! Срочно приезжай, его надо забрать! Приезжай как можно быстрее! Записывай адрес…»

Она ничего не соображает, ей страшно. Стряхнула оцепенение, выскакивает на улицу, хватает такси. Вот и нужный дом. Бегом по скудно освещенной лестнице, в нос шибает мочой, кошками. На последнем этаже распахнула дверь, входит. Встречает неопрятную женщину. «Где Володя?» Женщина ведет ее в комнату. Пол уставлен бутылками, усеян окурками, блевотина. На столе газета «Правда» вместо скатерти, на ней объедки. Валяются тела по углам - ни одного знакомого лица. Да это и не лица, а испитые рожи. Рожи ублюдков. Она замечает какого-то человека - лежит на продавленном диване, скорбно стонет. Боже! Володя! Пытается подняться, протягивает к ней руки. Марина дрожит. Помогает ему подняться. Выволакивает тело на улицу, ловит машину…

Марина в ужасе: впервые в жизни она увидела, как мощно засасывает его омут запоя. И каким же страшным становится близкий, родной человек. Утром Высоцкий просыпается - мятый, злой, мутный. Встречает ее полный любви взгляд. «Марина… Марина… спаси… Шампанского…»

Эти строки, посвященные Марине Влади, поэт написал 11 июня 1980 года, за полтора месяца до смерти, на визитной карточке агентства путешествий. Фото: Андрей ГАВРИЛОВСКИЙ

В тот - первый - раз она его спасла. Спасла тем, что просто была рядом. Он остановился. Позже в это трудно было поверить, но хватило одного ее хрупкого присутствия - он на полтора года отставил стакан в сторону.

Интересно мнение Михаила Шемякина: «Марина пыталась перенести на русского мужа свое трезвое - во всех смыслах - отношение к жизни. И считала, что именно рациональность, настойчивость, сильный характер ограждали Высоцкого от более раннего ухода. А он, умом понимая, где и кто его спасение, душой рвался в Большой Каретный».

Легкая победа над алкоголем воодушевляет Марину, она верит в собственное могущество… Если бы она знала, что ей придется вытерпеть из-за пристрастия Высоцкого к спиртному. А когда пошли наркотики… но об этом наступит свой момент для печального рассказа.

РЕЛИКВИЯ

Стихи продали за 200 тысяч евро

Одно из последних стихотворений поэта было выставлено на торги парижским аукционным домом Drouot. Приобрела раритет супруга российского бизнесмена Андрея Гавриловского - основателя музея Владимира Высоцкого в Екатеринбурге и совладельца небоскреба «Высоцкий». Для участия в аукционе чета специально прилетела в Париж.

И снизу лед, и сверху. Маюсь между.

Пробить ли верх иль пробуравить низ?

Конечно, всплыть и не терять надежду,

А там - за дело, в ожиданьи виз.

Лед надо мною, надломись и тресни!

Я весь в поту, как пахарь от сохи.

Вернусь к тебе, как корабли из песни,

Все помня, даже старые стихи.

Мне меньше полувека - сорок с лишним,

Я жив, двенадцать лет тобой и господом храним.

Мне есть что спеть, представ перед всевышним,

Мне есть чем оправдаться перед ним.